– Вот, – проскочив под ниткой, сказал Роджер и протянул мне толстую книгу. Она была открыта на развороте с изображением гор. Я взяла у него книгу и начала их рассматривать. – Вот что ты видела.
– Возможно.
Я не была уверена. Горный хребет на фотографии походил на тот, который я видела за домом, – те же изъеденные очертания, те же борозды на склонах, тот же тускло-желтый оттенок – но будто чего-то не хватало.
– Это горы Асамаи, – сказал Роджер. – Их можно увидеть вдалеке с того места, где был убит Тед, если смотреть в сторону улицы, по которой шел их патруль.
Ощущения жизни, энергии – вот чего не было на фотографии.
– Так ты думаешь, что это очередное сообщение от Теда?
– Я не просто думаю. Ничем другим это быть не может.
– Возможно, – сказала я, возвращая ему книгу. – Только вот интересно, почему ты их не видел?
– Меня не было дома, – ответил Роджер, положив книгу обратно на кушетку. – Вполне вероятно, что Тед может выходить на связь только в строго определенное время. Когда момент настал, у него не было выбора, и ему пришлось, так сказать, отправить свое сообщение тому, кто оказался на другом конце линии.
– Даже если это была всего-навсего я.
– Я не…
– Не бери в голову, – прервала его я. – Странно, что ты готов поверить мне сейчас, но отказываешься верить в то, что действительно важно.
– Дело не в том, что я не верю, что ты что-то увидела в закусочной, – сказал Роджер, – а в том, что не согласен с твоей интерпретацией увиденного. И я уверен: ты ошиблась. Ты видела не Теда. Разве ты не понимаешь? Ты только что сама убедилась: Тед – не монстр, он все еще хочет с нами связаться.
– Я не совсем это имела в виду, – сказала я. – Но если уж мы об этом заговорили, то все то, что я увидела на улице, ничего не доказывает – только, может, то, что Тед ко всему этому как-то причастен.
Роджер уже собирался ответить мне, но я опередила его.
– Я вот про что: тебе несложно поверить, что у нас во дворе я видела горы, которые вообще-то находятся в другом полушарии, но ты отрицаешь, что я видела, как ты заключал сделку с существом в своей камере.
– Ты опять за старое? За фаустовскую сделку? Когда ты уже выкинешь из головы эту чушь?
– Когда ты признаешься, – ответила я. – Ну, или когда ты согласишься снять проклятие.
Он скрестил на груди руки.
– Как я уже говорил: не собираюсь. Дело принципа. Я отказываюсь подкреплять твое представление обо мне как о каком-то изверге.
– Даже если этим ты спасешь своего сына?
– Это не спасет Теда. Единственная цель твоей затеи – мое уничижение.
Роджер прошел мимо меня и вышел из комнаты:
– А теперь, с твоего позволения, я пойду и принесу наш ужин.
Сначала я собиралась крикнуть ему вслед, что уже занесла его в дом, но передумала. Если не заметит пакет на столе в прихожей – что ж, пусть переворошит всю машину. Я представила выражение замешательства на его лице, когда он заглядывает под сиденья, и испытала довольства чуть больше, чем следовало.
Я хотела посмотреть фотографии, которые лежали у макета. Они были покрыты слоем песка – небось с того самого места, где умер Тед, или откуда-то поблизости. На столе было около двадцати пяти фотографий, на половине из них был Кабул, включая те шесть, на которых была площадь, где произошла засада. Судя по царапинам и пулевым отверстиям на зданиях, фотографии были сделаны после нападения. В центре последнего снимка из серии виднелось небольшое углубление. Когда я увидела обожженную землю, мне потребовалась секунда, чтобы понять, на что я смотрю: это было то самое место, где противотанковая граната разнесла Теда на куски. Знаешь, эта ямка в земле, эта выжженная пустота, шокировала меня больше, чем все, что я увидела за последний час. Как будто передо мной… Как будто смерть предстала передо мной во всей своей жестокой простоте. Я видела, что Роджер поставил эту фотографию рядом с красным кругом – туда, где Тед, старик и осколок гранаты толкались в поисках свободного места.
С остальных фото на меня смотрели молодые парни; уверена, что это были члены отряда Теда. В отличие от фотографий города, которые, казалось, сделаны в один и тот же день, фото солдат накопились за месяцы службы. На одних фотографиях они были в парадной форме, на других – в камуфляже, а на остальных все еще были одеты как афганцы. Я никого из них не знала. Я думала, узнал ли кого-нибудь из них Роджер – они с Джоан ведь ездили к Теду на базу. Узнал он их или нет, но на обороте, я была уверена, были написаны не только их имена, но и данные по ним и характеру их отношений с Тедом – все, что Роджеру удалось втиснуть на кусок бумаги.
При выходе из кабинета я еще раз посмотрела на фотографию места, в котором оборвалась жизнь Теда. Пропуск, пустое место в самом центре событий. Без него площадь была бы просто площадью, а солдаты – солдатами. Но с ним площадь превращалась в зону утраты, а солдаты – в скорбящих.
А потом я остановилась у карты рядом с дверью, на которой появилось еще больше заметок. Новые были настолько мелкими, что их едва можно было прочесть, но примерно половина надписей представляла собой записи об истории этого места. Записи отмечали события нескольких веков, но Роджер пустил в ход свою личную стенографию, из-за чего было невозможно понять ничего, кроме дат. Другая половина новых заметок была похожа на астрологические знаки. Я никогда не интересовалась подобными вещами, но вполне могла распознать среди бессмысленных математических уравнений знаки Луны и Рака. Мне казалось, что я уже где-то видела подобные вычисления в более сложных гороскопах: что-то связанное с положением планет или звезд – или и тех, и других. Стенография истории и астрологические расчеты были написаны золотыми чернилами. Белый круг с зеркалом Теда в центре оставался нетронутым.
* * *
Пока я спускалась по лестнице к Роджеру, мне пришло в голову неприятное сравнение: карта Роджера у двери напомнила мне деформированную звезду Рудольфа де Кастри. Сравнение было притянуто за уши: как только я провела его, тут же осознала, что между этими двумя предметами нет почти ничего общего. По замыслу Рудольфа, звезда должна быть исполнена в трехмерном пространстве; карта Роджера ограничивалась бумагой. Рудольф использовал определенную, хоть и несимметричную форму; а, несмотря на то, что в центре карты Роджера был круг, который был исходной точкой, ее бесконечные и неупорядоченные детали невозможно было свести к одной схеме. Звезда Рудольфа была предназначена для того, чтобы найти определенные точки в пространстве, в которых следовало выполнить действия; карта Роджера имела целью саму себя.
Но почему-то эти различия не казались мне такими уж и существенными. Но вот что имело большое, существенное значение, так это то, как они пытались упорядочить пространство, определить и обозначить границы определенных событий. Не знаю. При такой формулировке кажется, что я пытаюсь найти их схожесть по отношению ко мне, а не сравниваю их между собой. Роджер точно не читал труды Рудольфа де Кастри. Если бы читал, то карта была бы другой. К тому же, я уже спрашивала его об этом; он объяснил назначение карты и признался, что не знает, зачем приклеил к ней старое зеркало Теда. Если бы я спросила его о новой, добавленной информации, то он бы наверняка объяснил это своим неустанным желанием рассмотреть все возможные обстоятельства смерти Теда, включая такие широкие контексты, как история города и положение небесных тел.