Увидев меня у окна, он поспешил подойти.
– В чем дело?
Я указала на окна:
– Там.
– Во дворе? – спросил Роджер. – Что там? Ты кого-то увидела?
Он уже спешил к окну.
– Нет, – сказала я. – Никого не… Он поменялся.
– Поменялся? Двор? Каким образом?
Я вздохнула. Все получится, если начну обо всем по порядку.
– Он потемнел.
– Потемнел.
– Как будто наступила ночь, – объяснила я. – Наступила ночь… Было темно и холодно.
– Ты выглянула в окно, и за окном было темно.
– Не просто темно, – сказала я. – Я выглянула в окно, а за окном – ночь. Трава, деревья – все было другим. Как будто я видела другое время года, осень или зиму. Звезды… Я видела звезды, но они были неправильными. Расположены по-другому. И я чувствовала… еще одну комнату. Я подошла к окну и дотронулась до него, – я протянула Роджеру свою правую руку ладонью вверх, демонстрируя красные и отекшие кончики пальцев. – Оно было ледяным. Тогда ты и услышал мой крик.
Роджер взял мою руку в свои.
– Господи, – сказал он. – А что было дальше?
– Все исчезло, – ответила я. – Все стало как прежде.
Наклонившись, Роджер поднес к губам мою руку и нежно прикоснулся губами к кончикам пальцев. Я почувствовала легкое жжение, но ответила на его жест слабой улыбкой. Между поцелуями он повторял: «Бедная, бедная моя».
Я молчала.
– Ты чувствовала, – начал было Роджер, но остановился. – Могла ли ты понять…
– Был ли это Тед? – я закончила за него вопрос. – Не могу сказать. Было ощущение, что то, что находилось за пределами дома, было, в то же время, и его частью. Не все, что снаружи, а то, что видела я.
Роджер нахмурился. Не сердито, а сосредоточенно, и я спросила:
– Что? Что такое?
– Ничего, – ответил он, а затем добавил: – Нет. Мне интересно, почему именно сейчас.
– Именно сейчас?
– Да, – сказал он. – Сколько длилось твое видение?
– Несколько минут.
– Получается, я спускался по лестнице, когда оно началось. Я задержался у двери кабинета, потому что подумал, что мог бы остаться и набросать еще одну идею, прежде чем решил, что она еще не созрела. За то время, пока я спускался по лестнице, намереваясь распорядиться об ужине, в кухне произошли изменения, которые я чуть было не застал.
– Ты думаешь, все это предназначалось для тебя? – спросила я.
– Поразительное совпадение. Я как раз направлялся на кухню.
Я бы не стала употреблять слово «поразительный», но версия была интересная. Я спросила:
– И зачем все это?
– Почему он пытался связаться со мной подобным образом?
– Да, – ответила я. – Почему бы ему не потрясти рамку с фотографией или не переключить телевизор на бейсбольный матч? Зачем прибегать к такому замысловатому способу? Что он этим хотел сказать?
Роджер покачал головой.
– Не могу сказать. Твое видение было прервано; может, ты не успела увидеть того, что могло бы стать объяснением. Вероятно, ты оказалась там, где сейчас находится Тед.
– В бардо?
– Вполне возможно.
– Похоже по моему описанию?
– Фотографий этого места не существует.
– И слава богу, – ответила я. – Если холод был настолько сильным, что заморозил окно, как можно перемещаться в таком пространстве?
– Поэтому Тед и хочет оттуда убраться.
С этим не поспоришь. Роджер остался на кухне и вместе со мной готовил красное карри с жасминовым рисом. Ужин прошел в тишине. Роджер расстроился, что пропустил новую Странность. И без наблюдений можно было заметить, как он вяло ковырялся вилкой в еде. Он никогда не был большим поклонником тайской кухни, но все-таки обычно проявлял большее рвение. Возможно, он размышлял над моим рассказом. Я, по крайней мере, делала именно это.
* * *
Я не собиралась опровергать объяснение Роджера, поскольку все еще отходила от пережитого, но и соглашаться с ним была не намерена. Более того, слова Роджера только подтвердили мои сомнения в том, что ситуация была намного серьезней, чем он представлял или хотел представлять, и сомнение превратилось в твердое убеждение. Ничего из того, с чем нам пришлось столкнуться, не могло случиться в том варианте развития событий, который он придумал. Разумеется, не существует инструкций для таких случаев, но… Послушай, когда я была маленькой, моя бабушка по линии матери рассказала мне одну историю. Она нянчилась со мной, и мы как-то заговорили о призраках. Я не помню, с чего все началось, вероятно, со сказки, которую она мне рассказала. Она умела рассказывать сказки, как самые известные, так и целый ряд других, необычных, которые знала только она. «Мальчик, который обманул солнце», «Зеркало выбора», «Вероника и Голодный Дом». Последнюю, само собой, она придумала лично для меня. Думаю, и остальные она выдумала. Они были волшебными, безумными. Жаль, что она никогда их не записывала. Сколотила бы состояние.
Так вот, после очередной сказки я заявила бабуле, что вот я, например, не верю в призраки. Она строго посмотрела на меня и спросила, с чего бы мне такое говорить. Я ответила, что призраки – очень глупые создания. Наказав мне никогда и ничего не называть «глупым», потому что это нехорошее слово, бабуля сказала, что верит в призраки, и меня это поразило. Я была в том возрасте, когда пытаешься отделить реальность от выдумки в услышанных историях, а бабуля, в целом, была довольно прямолинейной. О Санта-Клаусе и Пасхальном Кролике она помалкивала, но от нее я узнала, что зубная фея на самом деле – щедрость родителей, а лепреконы – всего лишь праздничные украшения для дня Святого Патрика. Потому-то, когда она высказала свое весомое мнение по поводу призраков, их существование мгновенно приобрело более содержательный характер.
Мне хотелось разузнать об этом побольше, поэтому я ее спросила:
– И почему же ты веришь в призраки, бабуля? Ты их видела?
Она кивнула:
– Да, видела.
От одного только признания я была готова в страхе намочить штаны. И уже ничего не хотела знать – я заработала себе кошмаров на годы вперед, – но не могла остановиться. Назвался груздем, как говорится.
– А как выглядел этот призрак? – спросила я.
– Ох, и не должна я тебе такое рассказывать, – ответила она. – Что на это скажет твоя мама? Давай-ка лучше поиграем.
– Нет, – заупрямилась я, топнув ножкой. – Я хочу узнать, как выглядел призрак.
– Тише, – погрозила мне пальцем бабуля, а затем сказала: – Не хочу тебя пугать.
Об этом уже было поздно беспокоиться, но я настаивала: