И восстанут мертвые. Смерть знахаря. Любопытство убивает - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Беллаирс cтр.№ 26

Большое стечение публики не вызвало досады у мистера Миллза. В действительности он наслаждался успехом и сожалел, что нельзя воспользоваться громкоговорителем, чтобы его речи на дознании слышала вся огромная толпа, не вместившаяся в зал суда. Жюри присяжных состояло из фермеров с болот, пары лавочников и двоих суконщиков из Торна. Жители этой деревни, народ косный и недоверчивый, издавна женились на своей родне, чтобы сохранить деньги в семье, а потому все состояли в родстве. Близкородственные браки из поколения в поколение наложили след на их внешний вид, и двое присяжных на коронерском дознании не составляли исключения. Оба были маленького роста, большеголовые, с узкими заостренными лицами и глазами, обведенными красной каймой. Оба не отличались многословием. Между собой они говорили свободно, но чужакам отвечали односложно, словно опасались, что малейший дружеский жест может обернуться губительными последствиями: чужак решит, чего доброго, будто ему все дозволено, окрутит их дочерей, вотрется в семьи и растащит скопленное за долгие годы добро. Они пообедали принесенными из дома бутербродами. Оба жевали беззубыми деснами, а вставные челюсти вынимали ради удобства и заодно из желания сберечь. Потом они попросили пышную девицу за стойкой налить им по стакану воды.

– На народишко из Торна это похоже, – усмехнулся Брейсгердл, щедро наливая воду из крана. – Они там все слишком жадные, а потому сплошь трезвенники.

Колокольчик мистера Саймона Миллза призвал жюри занять свои места. Двое из Торна торжественно вставили на место челюсти и вошли в зал, полные решимости обвинить в предумышленном убийстве кого угодно, кроме членов собственного тесно сплоченного клана.

Присяжные уже осмотрели тело покойного, которое, как и в 1847 году, выставили с этой целью в притворе церкви. Они слышали показания судебно-медицинского эксперта, доктора Гриффитса, и ужаснулись при мысли, что источником смерти мог стать ром. Долгие месяцы потом никто из побывавших в тот день в «Лошади и жокее» не брал в рот даже капли этого напитка. Жертву опознали несколько свидетелей. Нашлось много желающих выступить в этой роли и помочь правосудию в обмен на возможность взглянуть на труп. Супруги Брейсгердл и Литтлджон описали события, предшествовавшие смерти Трехпалого, а один из очевидцев, водитель грузовика, подтвердил их показания и удалился, крайне недовольный тем, что его вызвали аж из самого Лидса ради крохотной, почти бессловесной роли.

Суперинтендант Хауорт и мистер Миллз долго совещались перед началом заседания и договорились отложить повторное разбирательство без подробного допроса полиции, поэтому о бутылке с ромом на дознании говорилось мало: заслушали лишь показания инспектора Росса о двух пустых фляжках. Между тем Хауорт, чья хромота не осталась незамеченной, ловил на себе сочувственные взгляды публики. Литтлджона разглядывали с любопытством и даже с гордостью. «Похоже, Хаттеруорт становится знаменитым, если в дела местного правосудия вмешивается человек из Скотленд-Ярда», – читалось на лицах зрителей. Однако двое присяжных из Торна смотрели на инспектора с подозрением и враждебностью, как на мошенника.

Мистер Миллз заявил о своем намерении отложить дальнейшее разбирательство. Двое мужчин из Торна встрепенулись и завели оживленный разговор со старшиной присяжных, после чего тот поднялся и спросил коронера, соберется ли жюри в прежнем составе, поскольку некоторые присяжные вынуждены на время слушания отрываться от работы за ткацким станком, что лишает их заработка. И еще – предусмотрена ли выплата компенсации за подобные убытки. После этих слов публика в зале зашевелилась, зашепталась о характере жителей некой деревни.

Мистер Миллз сдернул очки, смерил испепеляющим взглядом обоих суконщиков и объявил собравшимся, что насчет состава будущего жюри ничего обещать не может, однако нынешние присяжные никоим образом не освобождаются от обязанности вновь принять участие в слушании. Что до издержек, то его удивляет, как граждане страны могли столь низко пасть, чтобы измерять деньгами свой общественный долг. В заключение коронер сообщил, что следующее заседание суда откладывается на неопределенный срок.

Двое присяжных из Торна после горячих препирательств с помощником коронера отправились, полные возмущения, туда, откуда пришли. В деревне их история вызвала бурю негодования, соседи полночи ходили из дома в дом, пока весть о вопиющей несправедливости не облетела весь Торн и не достигла ушей даже самой отдаленной родни. После этого фамильный клан дружно отказался от услуг фирмы «Баттеруорт, Коги, Миллз, Баттеруорт и Миллз» из Хаттеруорта и передал свои дела конторе «Лемюэль Харрисон и сын, Суоллоу и Бич» из Уотерфолда.

Мистер Миллз отбыл в четыре часа, однако неофициальное разбирательство на заднем дворе «Лошади и жокея» продолжалось до половины шестого, до самого открытия паба. В шесть часов иссякли запасы пива, и прения возобновились. Стороны пришли к согласию лишь к шести сорока, когда из Хаттеруорта доставили новые бочки.

Когда Литтлджон пришел к миссис Миллз, его проводили в большую гостиную мрачного старого дома в так называемом «верхнем городе», предместье Хаттеруорта. Здесь нашла себе пристанище пожилая дама после краха семейного предприятия и расчетов с кредиторами. С годами она все реже выходила из дому, пока окончательно не стала затворницей, чье окружение составляли лишь экономка да кухонная служанка, впустившая детектива.

Жилище вдовы казалось темным и заброшенным. Комната, в которой Литтлджона попросили подождать, не отапливалась, несмотря на холодное время года. Пахло пылью и запустением, громоздкую мебель покрывали холщовые чехлы. Дубовая, обильно украшенная резьбой, эта мебель стоила когда-то немалых денег. Наверное, уцелевшие остатки обстановки прежнего большого дома, подумал Литтлджон. Изящный длинный обеденный стол посреди комнаты напоминал о временах, когда миссис Майлз принимала у себя цвет местного общества. Стол окружала дюжина стульев, обитых тусклыми гобеленами. Семейные портреты в рамах украшали стены. Литтлджон посмотрела на торшер с выцветшим розовым абажуром, на побитые молью шкуры на полу, пыльный индийский ковер. Странную, печальную картину старения и упадка.

Вернулась служанка и пригласила инспектора следовать за ней. К удивлению Литтлджона, его повели на второй этаж, где обычно располагаются спальни. Наверху девушка постучала в дверь, затем впустила его в комнату. Первое, что бросилось ему в глаза, – широкое окно с одним большим стеклом в нижней створке. Из окна, подобно картине в раме, открывался прекрасный вид на отдаленные пустоши в бурых зарослях папоротника и вереска, на дальнем плане маячили покрытые снегом холмы. Дорога, словно кайма, тянулась по краю болот. В конце ее вдалеке виднелся паб «Лошадь и жокей». Обстановкой комната напоминала фешенебельную квартиру-студию где-нибудь в Кенсингтоне. Один угол занимала большая старомодная кровать с пологом. Посередине располагались маленький стол и два уютных мягких кресла, пол устилал турецкий ковер, а на стенах висели три изумительные акварели.