Слушание в новом здании суда проходило при огромном стечении публики, и, хотя теперь вновь шла война, уже другая, на сей раз коронер обошелся без поучений. Ему нравилось выступать перед полным залом.
Мистер Миллз был маленьким тучным человечком с гладким багровым лицом африканского типа, толстыми бесформенными губами и почти лысой головой, если не считать короткой щеточки волос за ушами. Он носил крупное пенсне на толстом шнурке, а большие глаза с желтоватыми, налитыми кровью белками почему-то напомнили Литтлджону красные апельсины-корольки. Человек тщеславный, коронер держался напыщенно и любил слушать собственные речи. Он открыл заседание небольшой проповедью об ошибках, которые совершают люди.
– Вот человек, кого осудили как коварного трусливого убийцу, – начал Миллз. – Когда-то его признали виновным присяжные, похожие на тех, что сегодня защищают его в суде. Инок Сайкс долгие годы носил на челе печать Каина, клеймо позора и проклятия, а оказался безвинной жертвой той же подлой руки неизвестного злодея. Это призывает нас к осторожности и показывает, сколь важно на подобном слушании судить разумно и беспристрастно.
Коронер подчеркнул, что его покойный друг и предшественник, мистер Баттеруорт (Миллз почтительно склонил голову, так что каждому в зале стало ясно: будь на нем шляпа, он бы ее снял), советовал присяжным вынести открытый вердикт. Какой мудрый совет! Более того, пророческий. Далее мистер Миллз заявил жюри, что на сей раз не потерпит никаких глупостей, затем сел и откинулся на спинку кресла, будто ожидал восторженных оваций. Рукоплесканий не последовало, и дознание началось.
Найденные останки принадлежали Иноку Сайксу, чему нашлось немало доказательств. Например, на большой берцовой кости остались следы перелома. Мать жертвы припомнила, что в детстве Инок упал на школьном дворе и сломал ногу. Опознала она и кольцо на пальце скелета. Оно принадлежало прежде отцу покойного, Иноку Сайксу – старшему. Женщина узнала и серебряные охотничьи часы своего мужа. Эти часы, как и кольцо, она подарила Иноку-младшему на двадцать первый день рождения. Пробитые дробью, они остановились на пяти сорока пяти. Как видно из старых отчетов, в это время прозвучал первый выстрел. Наверное, Сайкс стал первой жертвой, а Трикетта убили вслед за ним.
Доктор Гриффитс сказал, что кости точно соответствуют описанию роста и фигуры покойного. Судя по расположению дроби в позвоночнике и ребрах, заряд выпустили в грудь. Доктор затруднился определить, была ли смерть мгновенной. Он извлек из костей часть заряда, остальные дробинки нашли в земле возле скелета – видимо, их удержала истлевшая одежда.
Вслед за врачом выступил специалист по баллистике из Лидса. Он заявил, что преступник использовал четвертый и пятый номера дроби. Несомненно, патрон зарядили смесью! Возможно, бывших друзей застрелили из одной двустволки – в каждого выпустили по заряду. Ружье, обнаруженное в земле рядом с останками Сайкса, было разряженным.
Инспектор Росс весьма умело вкратце описал давнее преступление, а мистер Саймон Миллз, не желая уступать сопернику лавры первенства, превратил его соло в дуэт, чем изрядно затянул слушание. Фурора его выступление не произвело, лишь смутило жюри. Присяжные не стали удаляться в совещательную комнату и сразу вынесли вердикт: «Убийство совершено неизвестным лицом или лицами». Их призывал к этому мистер Миллз, и в отличие от своих более вольнодумных предшественников они послушались.
Полиция не торопилась допросить свидетелей до похорон Сайкса. Это было необычное дело.
Миссис Сайкс давно считала сына умершим. Зная характер Инока, она не верила в его виновность и, как всякая мать, отказывалась принять мысль, что он может быть убийцей. Она оплакала сына много лет назад, и со временем горе притупилось, остались лишь приятные воспоминания о более счастливых годах. Миссис Сайкс стойко выдержала обрушившееся на нее несчастье. Ее друзья, прихожане методистской церкви, всегда были добры к ней, и приписываемое Иноку злодеяние не изменило их отношения. Однако остальные жители города оказались не столь милосердны. Несчастная женщина вызывала у них отвращение, как и ее сын: люди презирали миссис Сайкс за то, что она произвела на свет чудовище. Мать несла наказание вместо сына. Годы шли, и убийство на пустоши почти забылось. Миссис Сайкс уже могла ходить по улицам и не видеть, как люди с осуждением смотрят ей вслед или отворачиваются. И вот о событиях давнего прошлого вспомнили снова, однако на сей раз мать Инока окружили всеобщим сочувствием. Вчерашняя пария сделалась в одночасье едва ли не героиней. Прежние гонители стремились теперь всеми силами воздать ей за былые страдания, поэтому толпой повалили на похороны останков ее сына.
Миссис Сайкс этого не хотела. Она свыклась со своим горем и забыла о нем. Высохшие кости ничего для нее не значили. Женщина лишь проследила, чтобы их, как положено, предали земле там, где тридцатью годами ранее она похоронила мужа. Содержимое простого дощатого гроба, за которым она последовала в наемном экипаже рядом с преподобным Готобедом и двумя-тремя подругами из женского кружка рукоделия, не было для нее останками сына. Двадцать с лишним лет миссис Сайкс ничего не знала о его судьбе, успела похоронить Инока в своем сердце, где он и остался навсегда.
На кладбище Литтлджон наблюдал за ней издали. Публичная церемония и большое стечение народа смущали ее. Она была в старом, сильно поношенном траурном наряде и старомодной шляпе. Лицо напомнило Литтлджону гравюру на дереве: угловатое, с маленьким острым носом и выступающим решительным подбородком; вместо мягких округлых линий – резкие рубленые черты. Миссис Сайкс вела себя спокойно, с тихим достоинством, и та часть публики, что выставляла напоказ свои легковесные или притворные чувства, невольно устыдилась. Пережитая буря сделала эту маленькую женщину равнодушной к людскому суду. Она давно стала хозяйкой собственной жизни.
Литтлджон явился к ней утром через два дня – визит пришлось отложить, чтобы не беспокоить миссис Сайкс в воскресенье. Она жила в доме номер девять по Уильям-Генри-стрит, в маленьком коттедже. Инспектор постучал, и дверь тотчас отворилась – ее открыла сама пожилая дама. Наверное, она приняла его за торговца, потому что собиралась захлопнуть дверь у него перед носом со словами: «Нам сегодня ничего не нужно». Литтлджон едва успел поспешно объяснить цель своего визита:
– Я полицейский, миссис Сайкс. Можно мне поговорить с вами?
– О, я ждала вас. Входите.
Парадная дверь вела прямо в гостиную. Эта аккуратная комната сияла чистотой. Чугунный чайник тихо посвистывал в начищенной графитом кухонной печи, стальная решетка и каминные приборы блестели как новенькие. Две старые фарфоровые собачки и маленькие часы из черного мрамора украшали каминную полку. На полу лежали кокосовые циновки и самодельные коврики, сплетенные из тряпок. У камина располагались качалка и мягкое кресло, набитое конским волосом и напоминающее формой седло. Два дешевых деревянных стула были плотно придвинуты к простому, покрытому клеенкой кухонному столу, на котором стоял кувшин с молоком. Вероятно, хозяйка собиралась выпить утреннюю чашку чая. Часть стены занимал массивный буфет красного дерева с затейливыми резными украшениями и двумя хрустальными канделябрами, защищенными от пыли стеклянными колпаками. На буфете стояли еще одни часы, небольшие, с маятником в виде девочки на качелях, которая монотонно раскачивалась, отчего у всякого, кто смотрел на нее, начинала кружиться голова.