Полет курицы - читать онлайн книгу. Автор: Иван Солнцев cтр.№ 26

Ох ты черт, я же обещал Алине, что позвоню ей. Надо срочно написать ей какую-нибудь чушь в стиле женского «у меня голова болит».

Наверняка, гастарбайтер-барыга выдал Михе какое-нибудь фильтрующее лекарство, а обо мне он даже не подумал. Вот это особенно обидно. В связи с этим, я еще разок набираю номер своего друга-урода и, получив «Аппарат абонента сдох, спит и плевать он хотел на тебя, Эдик», отбрасываю мысли о скорой мести.

Это дерьмо, что я принял, смахивало по действию на спидбол – рывки то в интенсив, то в покой. Но ведь я ни черта не колол. Ничем не ширялся. Вены чистые, как первый снег. Просто съел «колесико», не более того. Что-то вроде «экстази». И большего, чем ярких вспышек перед глазами и абсолютного отключения рационального мышления я не ощутил. Интересно, сколько Миха отдал за это?

Уже опившись пойла из магазина и, по крайней мере, окончательно избавившись от тошноты, я запоздало вспоминаю, что у меня на аварийный случай были специально отложены литровый пузырь «баккарди» и привезенное на заказ недавно черное немецкое пиво в пятилитровой бочке. Ну, и бог с ним. Надо быть ближе к народу. Особенно – когда чувствуешь себя, как кусок гнилого мяса, который никто не удосужился убрать с палящего солнца.

Ночью, глядя в телевизор с выключенным звуком и посасывая черное немецкое из высокого стакана, я почему-то думаю о том, как много народа полегло в две тысячи двенадцатом. Странный год был. Люди просто умирали один за другим, словно бы предвкушая глобальный крах, повсеместное разрушение, агонию мира, но ничего такого не случилось. Год завершился, период напряжения прошел, а мертвые так и остались мертвыми. Ничего нового. Каждый очередной год – как и прежний. Слишком условное разделение, слишком надуманное. В этот Новый год я хотел бы уехать ото всех. Куда-нибудь в Альпы, например. Просто оставить весь этот цирк уродов. Просто убежать.

Только от кого именно?

Воскресенье

Сижу на диване и смотрю в окно. Не могу понять – спал этой ночью или нет. Странное, размытое ощущение реальности. Фрагментарная картина квартиры – вот окно, а вот уже стена, а вот уже телевизор. Все также работает без звука. Я не могу сказать, что видел по нему минуту назад, и поэтому не уверен, смотрел его ночью или, все-таки, спал.

Зачем-то лезу в ноутбук. Ищу жизнь в интренете. В новостях соцсети – фото парня с черной ленточкой. Подписи вроде «Не забудем» и «Все, кто знал Пашу – соберемся сегодня там-то и во столько-то». Горе объединяет. Так говорила моя тетя. Почему-то удивительно часто. Она мне всегда казалась чересчур депрессивной. Возможно, дело в деревенских корнях. Для деревенских обсуждать смертельные болезни и ампутацию конечностей – как для городских болтать на кухне за политику. Религиозность раздвигает рамки терпимости к уродству и увечьям. Но даже деревенских горе сближает. Человечность, которой, чуть что ни случись, становится в каждом с избытком, чаще проявляется при страхе смерти – себя или близкого. Чаще близкого. Нет горя – нет единства. Есть раздоры, разводы, дележ имущества. И только осознав свою слабость пред лицом смерти, люди становятся человечнее, коммуникативнее. Возможно, суть человека – не в силе разума, а в слабости как таковой. Слабость заставляет нас усложнять мир вокруг и строить баррикады в защиту от природы. Слабость не дает нам принимать решения вроде эвтаназии или простого убийства в страхе за ответственность и угрызения совести. Люди становятся самими собой только под ударом слабости. Так чем мы гордимся, homo sapiens? Тем более, что объединенные слабостью люди становятся той самой силой угнетения и причинения боли, для сопротивления которой они объединялись. И так – круг за кругом.

Не лучшие мысли для утра выходного дня. Особенно – все, что касается кругов и вращений. Воспоминания о том, что происходило со мной сутки назад, включают первую фазу рвотного рефлекса. Я жутко устал от пребывания в ванной и сортире и поэтому неторопливо встаю и иду на кухню, чтобы выпить стакан воды и начать процесс перезагрузки мозгов для понедельника. Я должен быть в кондиции не хуже Михи. Кстати, надо позвонить отморозку. Может, годы заставили его переосмыслить принцип отработки отходняков.

Бабушка надвое сказала. Его мобильник спит. Горбатого могила исправит. Но это не страшно. Вообще, не удивлюсь, если у него с понедельника отпуск. Вот это будет блестящей подставой – самому вылететь уже в субботу на райские пляжи к Средиземному морю, а меня оставить в жутких болях, рвоте и сраче – двигать инновационную и модернизированную экономику родной страны. Миха – толковый парень. Но местами даже слишком изобретательный, что в отношении близких людей делает человека паскудой и тварью, прости господи. Так что назвать Миху надежным другом на данном этапе жизни я не могу. И не знаю, могу ли назвать таким еще кого-то из моих друзей и знакомых.

Увы и ах.

Что-то странное то ли во сне, то ли рядом со мной, в реальности заставляет меня покрыться мурашками, и я привстаю и сажусь на моем огромном, как стадион имени Кирова, диване. Снова нет четкого понимания, спал ли я с начала ночи, но до кровати я так и не добрался, а в голове у меня – стекловата. Она же опечатала левую руку и ногу. Разминая затекшую ладонь, я встаю и прислушиваюсь. Отчетливо слышу шорох и тихое поскрипывание со стороны кухни.

Ну, конечно. Именно сейчас, когда у меня вместо головы – котелок с картошкой, ко мне в дом решили пробраться воры. Шикарно.

Лихорадочно вспоминаю, где у меня стоит бита, но осознание того, что до этого места – вся большая комната в продольном сечении, парализует волю. Черт меня дернул здесь лечь. Но тут кое-что заставляет меня замереть и едва не вскрикнуть.

В двери понемногу показывается нечто бесформенное, высотой примерно в метр. Сжав волю в кулак, я подаю голосовой сигнал на включение освещения, и стоит системе включить лампы, как меня наполняет ужас, и я едва не падаю обратно на диван.

В дверном проеме стоит на четырех лапах и тихонько порыкивает какое-то животное. Свалявшаяся местами черная густая шерсть, огромные черные глаза, поблескивающая челюсть и текущие по подбородку слюни – примерно такие детали я распознаю до того, как эта «собачка» повышает громкость своего рычания и начинает неторопливо двигаться в мою сторону.

Так, до биты не успею, кидаться подушками точно бесполезно – твою мать, какая челюсть! – как и бежать. Точно! Окно!

Окно приоткрыто, причем в обычном режиме, который позволит его распахнуть одним движением.

– Спокойно, песик, спокойно. Ты никак потерялся, ага? – начинаю раззадоривать это чудовище, на шее которого начали проступать какие-то длинные шипы.

Правой рукой открываю окно настежь и делаю короткий рывок навстречу «собачке», что явно выводит ее из себя, и она бросается на меня, но я умудряюсь отскочить в сторону почти в самый нужный момент, и мое плечо лишь слегка задевает острый коготь с задней лапы летящего чудища, тогда как само оно летит в открытое окно с двадцать пятого этажа.

Ощущая тошноту, поднимаюсь с пола и подбегаю к окну. Черное рычащее пятно летит вниз, смещается в сторону небольшой высадки деревьев и падает в крону одного из них. До последнего момента мне кажется, что это лохматое нечто еще и летать умеет – так сильно отклоняется его курс от прямого падения. Стирая со лба заливающий тело с ног до головы пот, я сажусь на пол около дивана.