– Я слышал, что в Италии он сумел расправиться со своими противниками во всех дуэлях, в которых участвовал, – сказал один из них. – А в Париже как-то разразился грандиозный скандал, когда он ранил одного из приближенных самого Наполеона.
– Не пугай меня, Чарли, – заметил маркиз.
– У тебя есть все основания опасаться, – ответил Чарли. – Эти итальянцы – шустрые ребята, и я подозреваю, что он выстрелит раньше, чем досчитают до десяти.
– Да быть этого не может! – не поверил маркиз.
– Я, конечно, точно не знаю, но ходят слухи, что он ведет себя именно так. Прошу тебя, Вулкан, будь начеку. У нас нет никакого желания тебя потерять.
– У меня у самого нет желания себя потерять, – усмехнулся маркиз.
Ему дважды приходилось драться на дуэли: первый раз в ранней юности, а второй – год назад.
И оба раза он, хоть и незаслуженно, оказался победителем, а мужьям-рогоносцам пришлось целых два месяца щеголять в гипсе.
Однако драться на дуэли с итальянцами, которые, как граф, завоевали себе репутацию метких стрелков, маркизу не приходилось.
На следующее утро, поскольку ехать к графине он теперь не мог, маркиз взялся за письма.
Одно из них оказалось от графа, будущего тестя. В нем он приносил свои извинения за то, что не смог приехать в Лондон, как обещал, поскольку его дочь, Имильда, сильно простудилась и им пришлось остаться в деревне.
Письмо было коротким. Маркиз отложил его в сторону, присовокупив к тем, которые посчитал не слишком важными.
Однако у него мелькнула мысль о том, как хорошо, что граф не смог приехать в Лондон. А то пришлось бы посещать с невестой многочисленные вечера, которые устраивались бы в их честь.
Ничего более тоскливого и вызывающего ярость маркиз и придумать не мог.
Разыгрывать из себя счастливого возлюбленного? Ну уж нет! На это он не способен.
Какой же он идиот, что позволил перехитрить себя, в который раз подумал маркиз. Словно сопливый юнец, понятия не имеющий о том, на какое коварство способны великосветские дамы.
В груди его вновь взметнулась ненависть к графине, однако он понимал, что его ненависть ничего не изменит: его, как овцу, поведут на заклание, и никогда больше не обрести ему свободы.
Чувствуя, что читать письма ему надоело, маркиз отшвырнул те, что остались непрочитанными, в сторону и решил съездить в палату лордов.
Он и сам не знал, что заставило его принять такое решение.
Наверное, ехать в клуб не хотелось.
Там пришлось бы разговаривать о своей помолвке или, что еще неприятнее, – о дуэли.
Правда, маркиз заставил своих секундантов поклясться в том, что они будут молчать, однако его не оставляло ощущение, что слухи все равно просочатся, в клубах, да и в великосветских салонах будут судачить о предстоящей дуэли.
В палате лордов, как обычно, клевали носами старые пэры.
К удивлению маркиза, встретили они его весьма приветливо.
– Мы все рады видеть вас, – заявил один из них. – И примите наши поздравления по случаю присуждения вам награды. Я не видел вас с тех пор, как вы вернулись домой, иначе непременно сообщил бы вам о ней.
А час спустя маркиз, сам того от себя не ожидая, поднялся с места и произнес пламенную речь.
Для начала он задал лордам вопрос, что было сделано ими для тридцати тысяч солдат и офицеров оккупационной армии, вместе с которыми он вернулся домой, в Англию, в прошлом году.
– Была ли оказана этим людям, которые храбро сражались за родину, хоть какая-нибудь помощь в устройстве на работу? – вопрошал маркиз.
Далее он заметил, что в самое ближайшее время, когда вернутся последние солдаты оккупационной армии, следует позаботиться о том, чтобы для всех них нашлось дело в их родной стране.
Он слышал вселяющие тревогу разговоры о пренебрежительном отношении к демобилизованным воинам, особенно к тем, кто был ранен на полях сражений.
Неужели таким образом страна решила отблагодарить тех, кто храбро сражался с Наполеоном?
Если, как он подозревает, ничего не сделано, прямая обязанность сидящих в этом зале – проследить за тем, чтобы будущее ста двадцати тысяч военных, которые вернутся домой в начале следующего года, было обеспечено.
После того как маркиз сел на свое место, многие пэры подошли к нему с поздравлениями.
– Прекрасная речь, мой мальчик, – похвалил его один из них. – Мы надеемся, что вы вскоре вновь выступите перед нами. Именно так должен думать и рассуждать мужчина вашего возраста. Пора пробудить нас от спячки, в которой мы все пребываем!
Маркиз вернулся в Мелверли-хаус, чувствуя себя умиротворенным и почти счастливым.
Однако дальше время стало тянуться невыносимо медленно.
Сидя со своими секундантами в столовой, он ощущал себя так, словно над ним сгущаются грозовые тучи.
– Взбодрись, Вулкан, – сказал ему Чарли. – Тебе всегда везло, и я уверен, повезет и на сей раз.
Однако маркиз никак не мог отделаться от мысли, что судьба сыграла с ним злую шутку. Вернись граф домой пятнадцатью минутами позднее, он бы уже не застал его в спальне своей жены.
Да и графиня, не будь она столь безалаберной, вспомнила бы, что ее муж должен вернуться в этот день.
Впрочем, маркиз не оправдывал себя. Война должна была бы научить его постоянно быть настороже, а он, как мальчишка, позволил себе забыть обо всем на свете в объятиях женщины.
После ужина друзья достали дуэльные пистолеты: их необходимо было тщательно осмотреть и зарядить.
Когда они приехали в Грин-парк, маркиз заметил:
– Это моя последняя дуэль.
И по смущенным лицам друзей понял, что сморозил глупость.
Неужели он предрекает собственную смерть?
Ночь стояла теплая, ни ветерка. Высоко в небе висела полная луна.
Маркиз выслал секундантов вперед.
Пока они разговаривали с пожилым судьей, подъехал граф.
С ним были два итальянца, и маркизу показалось, что вид у них мрачный и зловещий.
Может быть, виной тому была их смуглая кожа, однако маркизу они показались предвестниками несчастья.
– Будь начеку, Вулкан, – снова предупредил его Чарли. – Помни, что граф на редкость проворен. Мне об этом еще раз сказали не далее как сегодня утром.
Дуэлянты подошли к судье, и тот усталым голосом повторил им давно знакомые правила дуэли, после чего противники разошлись.
– Восемь, девять, десять… – начал отсчет судья.
Не дожидаясь конца счета, граф резко повернулся.
Однако маркиз, предвидя нечто подобное, успел отскочить в сторону.