Зажечь небеса - читать онлайн книгу. Автор: Эмма Скотт cтр.№ 49

– Как ею управлять?

Тренер показал мне пружинный механизм, расположенный между мной и передним колесом.

– Когда нужно повернуть налево, дергаешь вот так, влево. Когда нужно повернуть направо, дергаешь вправо. Вот ручной тормоз.

– Ладно, вперед.

Тренет тихо хохотнул.

– Вперед, говорит он.

Он нахлобучил мне на голову шлем и протянул специальные перчатки – незаменимая для гонщика-колясочника вещь, ведь во время гонки нужно очень быстро крутить колеса.

– Для начала поезжай медленно, – предупредил тренер. – Попривыкни к коляске.

– Само собой, – заверил я его. – Медленно и аккуратно.

Я вытащил из рукава подключенные к айподу наушники – те самые, которые раньше надевал во время пробежек, включил песню «Natural» группы «Imagine Dragons» и выехал на центральную дорожку. Я быстро почувствовал баланс коляски и понял, насколько она быстрее обычного инвалидного кресла. Потребовалась пара минут, чтобы освоить повороты, а потом я покатил вперед, крутя колеса всё быстрее и быстрее.

Где-то позади тренер заорал, чтобы я ехал медленнее.

«Гори всё синим пламенем».

Я врубил музыку на полную громкость.

Беговая дорожка мчалась мне навстречу, быстрее, чем во время пробежек. Руки болели от напряжения, в кровь хлынул адреналин, неся с собой волну воспоминаний о былых забегах. Я чувствовал горе, оживление, ностальгию, а еще предвкушение того, что несет мне будущее.

Песня лилась мне в уши, как мой личный гимн, который я бросал в лицо всему свету.

«Вот так-то, уроды, – думал я. – Пусть я на самом краю, но я не дрогну».

Я крутил колеса всё быстрее и быстрее, лихо поворачивал, чтобы вписаться в изгиб беговой дорожки.

В последний раз проходя поворот, я едва не упал на траву, резко свернул в другую сторону, чтобы выровняться, и вылетел на соседнюю дорожку – в настоящей гонке такой фортель скорее всего означал бы столкновение с другим гонщиком.

Но я был быстр. Черт побери, я летел, как птица.

Я пересек финишную черту, проехав мимо тренера – тот стоял на центральной дорожке и махал мне обеими руками. Я воспользовался ручным тормозом, чтобы остановить коляску, и снял шлем. Потом выключил музыку, и песня у меня в ушах сменилась громкими аплодисментами – другие гонщики и зрители хлопали мне.

Подошел тренер Иэн, и сначала мне показалось, что он вне себя от злости, однако он хохотал.

– Ну и ну, один раз живем! – Он хлопнул меня по плечу. – А ты чокнутый засранец.

– У вас найдется место для чокнутого засранца? – спросил я.

Я запыхался, и из-за прерывистого дыхания неприкрытая надежда в моем голосе была не так слышна.

– Вообще-то есть.

Через несколько часов я на своем инвалидном кресле лихо подкатил к зданию факультета искусств, а потом добрался до двери кабинета профессора Ондивьюжа. Я въехал в кабинет без стука, но профессор спокойно поднял глаза от книги и поглядел на меня с веселым изумлением.

Тяжело переводя дух, я с размаху припечатал листок со стихом «Руки в грязи» к письменному столу профессора.

– Как же я задолбался.

– Я тоже очень рад вас видеть, мистер Тёрнер, – сказал профессор Ондивьюж, забирая принесенный мною листок. – Этот стих написали вы?

– Ага, угадали. И знаете, где я только что был? На стадионе, ездил на долбаной гоночной инвалидной коляске.

Профессор выставил перед собой открытую ладонь.

– Тс-с-с, я читаю.

Я вздернул кресло на два задних колеса и, пока профессор читал, балансировал, стараясь не упасть. Наконец профессор Ондивьюж откинулся на спинку стула и, не выпуская из пальцев листок, другую руку прижал к губам.

– Итак? – спросил я, с грохотом опускаясь на все четыре колеса.

– Судя по тому, как написано это стихотворение, я бы не сказал, что его автор «задолбался».

– Неважно, насколько оно плохо написано; суть в том, что я вообще его написал. Я снова пишу. Мне хочется сочинять. Мне плохо от одного вида учебников по экономике. О, а я говорил, что вступил в команду гонщиков-колясочников?

– Сдается мне, друг мой, ты, как и написано в этом стихотворении, выходишь из темного леса своей травмы в свет нового дня. Остается лишь один вопрос: почему ты не празднуешь? Почему не гордишься собой? – Он помахал листком со стихотворением. – Уэстон Тёрнер, попробуй хоть одну минуту порадоваться своему триумфу.

Я сгорбился.

– Я бы радовался, но это она вернула меня к жизни, а я не могу праздновать вместе с ней.

Профессор Ондивьюж отложил лист бумаги в сторону и сложил ладони «домиком».

– Ты так и не рассказал ей правду.

– Не рассказал. И теперь, когда я снова могу писать, я должен ей признаться. Следовательно, я дико задолбался. – Я с силой потер ладонями лицо, и нейлоновые перчатки, подарок Отем, больно впились в кожу. – Господи, я не могу сделать ничего хорошего, обязательно всё изгажу.

– Что тебе мешает рассказать ей всю правду?

– Помимо того, что, признавшись, я ее потеряю? Помимо того, что я впервые за долгое время счастлив?

– А есть еще что-то помимо всего вышеперечисленного?

– Я ей лгал. Врал ей в лицо. Манипулировал ее чувствами… – Я покачал головой, чувствуя глубокое отвращение к самому себе. – Она наконец поверила в себя и в меня. Рассказав ей правду, я ее просто убью…

Профессор Ондивьюж кивнул.

– И всё же так дальше продолжаться не может? – мягко спросил он. – Потому что ты любишь ее, а она любит тебя.

Его слова хлестнули меня по сердцу раскаленной плетью, я зажмурился.

– Боже. Возможно. Не знаю.

Но в голове уже прокручивались воспоминания, связанные с Отем. Наши с ней долгие беседы и веселый смех. Она постоянно заходила ко мне, носилась со мной, а я поддразнивал ее и называл сентиментальной. На Рождество она подарила мне объятие, которое было лучше, чем секс. Как она смотрела на меня в отеле «Ритц»: она видела меня, а не инвалидное кресло. Она никогда не смотрела на это проклятое кресло.

«Она влюблена в мою душу, – сказал Коннор. – А моя душа – это ты…»

Скрипнул стул, а в следующую секунду профессор Ондивьюж присел на край стола и положил руку мне на плечо, как будто благословлял меня.

– Если есть любовь, есть и надежда на прощение.

– Мне не нужно ее прощение, – прошептал я. – Не хочу снова причинять ей боль.

– Возможно, избежать этого не удастся, но знай: ты достоин прощения, и неважно, как сильно ты ее ранил. На мой взгляд, Уэс, вся проблема изначально была в твоей броне; ты так ее укрепил, что она не столько защищала тебя, сколько тянула вниз.