— Мне исполнилось почти четырнадцать, когда мама неожиданно родила Дезмонда, — продолжала она. — А до того в течение многих лет папа обращался со мной так, словно я появилась на свет мальчиком, и когда была с ним, я нисколько не сомневалась: он жалеет о том, что я всего лишь девочка!
Она перевела дыхание.
— Я уже тогда начала понимать и другое — если мне не суждено стать столь же красивой, как Мирабель или Дирдрей, то лучшее, что я могу сделать, это попытаться получить образование, какое получают мужчины.
Снова маркиз недоуменно посмотрел на девушку, едва веря в правдивость ее слов.
— И когда же вы пришли к такому решению?
— Наверное, вскоре после того, как впервые увидела вас во время скачек, в которых, конечно же, вы победили, и стала наблюдать за вами каждый раз, когда вы отправлялись охотиться.
— Сколько же вам было лет?
— Двенадцать или тринадцать; тогда же я начала прислушиваться к разговорам о ваших любовных похождениях.
Маркиз нервно сжал губы, но не проронил ни слова.
— Я быстро поняла, что моя гувернантка, очень милая, но малообразованная женщина, ничему больше не сможет меня научить. Вот я и отправилась к священнику, который иногда подрабатывал репетиторством, готовя юношей в университет.
Маркиз все более и более отказывался доверять рассказу девушки.
— Безусловно, без помощи родителей я не могла бы оплачивать занятия, и тогда они узнали бы обо всем, — объясняла Эльмина. — А я не сомневалась, что они не одобрили бы моей учебы, поэтому убедила викария позволить мне тихонько сидеть в углу комнаты во время его уроков, а мои домашние работы он проверял с домашними заданиями своих учеников. Он часто говорил мне, что, если бы мы состязались на равных, я бы победила!
Ее голос потеплел, зеленые глаза заблестели.
— Мне нравилось учить греческий и латынь, а так как священник сам оказался приверженцем классической школы, он набирал учеников, которые стремились изучать именно эти предметы.
— И ваши родители оставались в неведении? — осведомился маркиз.
— Я сделала соучастницей происходящего и свою гувернантку, которая любила меня и понимала, что в мире много больше знаний, чем она могла мне преподать. Она поощряла меня, и папа с мамой думали, будто мы с ней продолжаем заниматься, в то время как я пропадала в доме викария.
— Это самая необычная история из когда-либо слышанных мною! — воскликнул маркиз.
— Все было замечательно, пока папа не уволил гувернантку; из-за этого я не могла регулярно ходить на занятия к викарию. Но он сказал мне, что абсолютно убежден: если бы мне разрешили учиться в Оксфорде или Кембридже, я легко завоевала бы степень!
— Вы намекнули, будто я в какой-то мере оказался причастен к этому, — высказал свое наблюдение маркиз.
— Вы и правда причастны, — подтвердила Эльмина. — Глядя на вас с восхищением, я думала: «Когда-нибудь настанет день, и мне встретится кто-нибудь, похожий на него, и… захочет… жениться на мне».
Она подарила ему застенчивую улыбку и добавила:
— Я никогда не мечтала, даже на миг, стать… вашей женой… конечно, нет! Никто в округе не сомневался в вашем выборе. Все, и я в том числе, считали — вы подберете себе невесту в Лондоне, когда настанет ваше время жениться.
Она умолкла в ожидании его реакции.
— А затем вы изучили карате, — как бы подвел итог маркиз. — Но сейчас мне важнее знать, каковы ваши намерения в отношении меня лично?
— Я долго думала над этим, и вот что хотела бы вам сказать…
— Мне ничего не остается, как выслушать вас, — с улыбкой ввернул маркиз.
— Я могу только еще раз повторить, — смутилась девушка, — мне… жаль, что так получилось!
— Вам нет необходимости извиняться, но мне хочется узнать, как вы видите наше будущее.
Эльмина слегка наклонила голову.
— Что вы больше всего любите делать в своей жизни? — спросила она. — Что доставляет вам наибольшее удовольствие?
Маркиз подумал, что на подобный вопрос из уст женщины вернее всего было бы ответить: «Близость с любимой» — но он почувствовал, что сейчас это прозвучит невпопад.
Учитывая сложившуюся ситуацию, он промолвил:
— Трудно сказать, но, быть может, победа на скачках, причем вырванная у самого финиша.
— Правильно! — воскликнула Эльмина. — Другими словами — это борьба, когда необходимо использовать все ваши знания и опыт.
Помолчав немного, она продолжала:
— Это как на охоте. Я знаю, никому из участников не хочется ни ловить, ни убивать лису, уже загнанную помощниками. Реальное удовольствие доставляет лишь хорошая погоня, а точнее — возбуждение от самого преследования.
— Вы каким-то образом хотите применить эти два опыта к нам? — съехидничал маркиз.
— Разумеется, — подхватила Эльмина. — Я думаю, поскольку вы — это вы, какой есть, вам быстро наскучило бы иметь жену, которой вы не добивались и не преследовали, потратив на это немалые усилия, а то и изрядно поволновавшись в связи с непредвиденным «Нет!» вместо «Да!».
Она остановилась, но маркиз не проронил ни слова.
Внезапно он расхохотался.
— И вы действительно сами все это придумали?
— Я много размышляла, — ответила Эльмина. — Вы частенько выглядите довольно пресыщенным. Мирабель называет такого человека «надменным и спесивым». Я совершенно уверена, это происходит от того, что все в жизни достается вам слишком легко, просто преподносится вам на блюдечке, или, как гласит китайская поговорка, которую напомнил мне Чанг: «Персик падает прямо на раскрытую ладонь».
—Думаю, я правильно понял вашу мысль, — сказал маркиз.
Он удивился неимоверной проницательности Эльмины, отнюдь не свойственной женщинам, тем более столь юным.
Девушка каким-то образом сумела почувствовать, что женщины стремительно падали в его объятия еще прежде, чем он успевал раскрыть их им навстречу.
А призыв, который он видел в глазах каждой красивой женщины, начисто лишал всякой романтики даже самое страстное любовное приключение и превращал его во вполне заурядное событие.
Как же Эльмина смогла прийти самостоятельно к подобным умозаключениям?
Это поразило маркиза, и он ощутил потребность расспросить ее поподробнее.
— Неужели вы всерьез предлагаете мне преследовать вас, словно вы лиса или вожделенный приз на скачках, прежде чем согласитесь стать моей женой по-настоящему, а не формально?
— Вы озвучили это несколько иначе, чем я помыслила про себя, — парировала Эльмина. — Право же, я думала, если б мы стали друзьями, лучше сказать, соратниками и партнерами в каком-то деле и вы смогли бы узнавать меня, возможно, я бы вам понравилась как человек и…