Ясно было, что герои сейчас же бросятся с жалобами друг на друга к заместителю наместника. Надо было предупредить генерала Шатилова.
Посланный мною верховой казак с письмом опередил жалобщиков.
Шатилов назначил для расследования этого случая особую комиссию, во главе с членом совета наместника Гаккелем.
Забавно, что лукавый соборный протоиерей, боясь вооружить против себя либо одну, либо другую власть, показывал в комиссии, что он, в сущности, ничего не заметил… Так, генералы о чем-то между собою спорили.
Лозинский оправдывался тем, что по закону, после наместника, он является первым лицом в губернии, независимо от того, есть ли еще в городе и в каких именно чинах военные власти. Поэтому ему принадлежало право приложиться первому.
Чирков же доказывал, что общие гражданские законы здесь не применимы, потому что собор — военный, духовенство — военное, а, согласно военным законам, после главнокомандующего первое место должно принадлежать коменданту, почему именно он и должен был первым приложиться. Гражданская же власть здесь не при чем.
Общие симпатии в данном случае оказались на стороне генерала Чиркова, почтенного старика, георгиевского кавалера, ни в каких историях и скандалах не замешанного, в полную противоположность в данном отношении Лозинскому.
Результаты следствия были отложены для представления Воронцову-Дашкову, который вскоре и возвратился. Он отнесся к происшедшему довольно мягко, ограничившись объявлением обеим сторонам выговора.
М. А. Лозина-Лозинский
М. А. Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинский был назначен тифлисским губернатором по рекомендации Воронцову-Дашкову из Петербурга. До того он состоял в Министерстве внутренних дел, и о нем говорили как о выдающемся знатоке законов по еврейскому праву
[549]. Между тем его назначили в Тифлис, где еврейского вопроса вовсе не существовало. Административная же его практика оставляла желать, и еще до его приезда в Тифлис пошли разговоры, заставлявшие пожимать плечами.
Лозинский сделал телеграфное распоряжение, чтобы первым делом, по его приезде, в соборе было отслужено торжественное молебствие, на которое он явится прямо с вокзала. Это было бы уместно в обыкновенной провинции, но не в Тифлисе, где губернатор было малозаметной величиной, по сравнению с целым штатом высшего управления краем. Над его затеей посмеялись, а на торжественное богослужение в военном соборе собрались только чиновники губернаторской канцелярии. Той же почтительно любопытной к новому губернатору толпы, на которую, видимо, он рассчитывал, вовсе не оказалось.
Быть может, именно этот первый афронт и пробудил в нем, мелко самолюбивом и мелко мстительном человеке, стремление повысить престиж губернатора.
Он и начал его повышать. Тотчас же начался целый ряд столкновений, и посыпался целый ряд жалоб на нового губернатора.
Так, например, он стал преследовать на улицах учащихся за то, что они не отдают ему чести. В Тифлисе этого не водилось, ученики отдавали честь только наместнику. Лозинский стал приказывать полиции арестовывать детей, не отдавших ему чести. Поднялись вопли родителей… Произошла острая коллизия губернатора с попечителем учебного округа.
Потом Лозинский стал требовать, чтобы офицеры отдавали ему честь. Офицеры на это не соглашались, он вступал с ними в споры, начались разные истории. Возникла острая коллизия с военным ведомством. Под конец наместник разъяснил Лозинскому, что офицеры не обязаны отдавать ему честь.
Теперь офицеры, особенно молодежь, стали поддразнивать своим непринужденным, в его присутствии, поведением задиру-губернатора. Начались новые случаи столкновений и составление протоколов.
Общество оказалось настроенным против Лозинского. Его выходки стали модной городской темой. Спрашивали:
— Что слышно нового о Лозинском? Что он еще выкинул?
Лозинский поехал по губернии. Здесь его самолюбие было удовлетворено: в провинции престиж губернатора стоял выше, чем в Тифлисе, население от него было более беззащитно. Без скандала, однако, не обошлось.
В одном из уездных городов, кажется, в Телаве, — когда на крыльцо вышел губернатор и стал что-то говорить, окружающие пообнажали головы. Но Лозинский заметил, что в толпе зевак какой-то почтово-телеграфный чиновник шапки не снял. Лозинский бросился к нему и ударом по голове сбил шапку.
По поводу этой губернаторской бестактности поднялся большой шум. Должно быть, Лозинский получил серьезную нахлобучку от Воронцова-Дашкова, потому что громкие истории с ним затихли. Но зато он с особой яростью принялся за подчиненных. Повторяли его фразу:
— Всегда полезно ущемить чиновника.
Он и ущемлял. Многие его ненавидели, все боялись.
В первый год часто можно было видеть разъезжавшего по улицам Тифлиса нового губернатора. Маленький ростом, плохо сидевший в седле, Лозинский согбенно разъезжал на громадном коне, шпажонка нелепо болталась сбоку. Был резкий контраст с сопровождавшим его верхом телохранителем, горцем — великолепным наездником.
Говорят, что насмешки над ним офицеров Нижегородского драгунского полка заставили Лозинского прекратить это смешное гарцевание.
Он поехал осматривать, во главе городского самоуправления, приглашенных и своей свиты, водопроводные сооружения в Авчалах. На завтраке в его честь, после осмотра водопровода, городской голова сладкоречивый А. И. Хатисов произнес речь, в которой, в высокопарных выражениях, с умной и тонкой иронией, рисовал картину их кортежа, во главе которого мощно несся на коне губернатор.
Присутствовавшим стоило труда сохранить на лицах серьезное выражение
[550].