По волнам жизни. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Всеволод Стратонов cтр.№ 132

Трофимов, недовольный тем, что командировка Султана была решена безо всякого его в том участия, охотно и лукаво преподносил этот агентурный материал Маламе, доказывая, что Султан-Крым-Гирей только дискредитирует власть. Он настаивал на отозвании Султана из Гурии. Под конец Трофимову удалось повлиять на Маламу — Султан-Крым-Гирей был отозван.

Н. А. был очень обижен, что прервали его миссию, в которую он верил и в которую вкладывал столько души. Он затаил в душе горечь против Маламы, с которым прежде был в прекрасных отношениях, и это чувство у него не изгладилось до конца деятельности на Кавказе.

Однако его поездка по Гурии создала Н. А. в русской либеральной печати такую популярность, что Воронцову-Дашкову посоветовали пригласить Султана к себе в помощники по гражданской части.

Телеграф принес неожиданную весть в Тифлис об этом назначении. Вице-директор канцелярии Максимов, снабжавший Трофимова материалом против Султана по поводу поездки по Гурии и раньше постоянно обрывавший его в заседаниях совета главноначальствующего, особенно когда он заменял отсутствующего директора Трофимова, растерялся. Явился к Султану и стал плакаться:

— Ваше превосходительство, что же теперь со мною будет? Ведь я многосемейный, у меня восемь душ детей…

Султан ответил:

— Успокойтесь, Николай Николаевич! Я на службу личных симпатий и антипатий не переношу.

Будучи впоследствии коллегой Максимова, я видел, что он, где мог, подставлял ногу Султану.

Теперь, как только вызванный Воронцовым-Дашковым в Петербург Султан приехал, я его посетил. Он жил в скромном номере гостиницы. Внешность Султана-Крым-Гирея, действительно, была подкупающая: уже пожилой, худощавый, среднего роста, с большой седой бородой веером, начинавшей расти от средины щек, в очках, приветливая улыбка добрых глаз, всегда казавшихся утомленными. Прямой потомок бывших властителей Крыма, он был человеком тонкой европейской культуры.

— Ничего еще определенного, — говорил он мне, — сказать вам не могу… Что же касается военно-народного управления, куда вы предназначались, то оно предположено к упразднению.

Поговорить с ним мне тогда, в сущности, не удалось. Каждую минуту входили все новые и новые лица. Всю массу претендентов, хлынувших теперь к новому наместнику на Кавказе, последний отсылал к своему помощнику, а Н. А. никому не отказывал в приеме, с каждым старался поговорить.

Не скажу, чтобы я вышел от него ободренным. На другой же день я застал у себя на квартире визитную карточку лично заезжавшего ко мне Султана. Чрезвычайно занятой, такой изысканной корректности ко мне он мог бы, конечно, и не проявлять. Я тогда объяснил ее себе желанием позолотить пилюлю отказа.

Из Тифлиса же мне написали:

— Ты еще не знаешь Николая Александровича. Это человек, который гораздо больше делает, чем говорит и обещает.

Граф Воронцов-Дашков прибыл на Кавказ, встреченный овациями туземного населения. С ним прибыл и сменивший Трофимова новый директор канцелярии наместника Н. Л. Петерсон, о котором в бюрократических кругах Петербурга говорили, как о чрезвычайно способном человеке.

А вслед затем и я получил известия, что Султан выхлопотал у Воронцова-Дашкова согласие на мое назначение.

Теперь, по-видимому, можно было ждать спокойно включения о последнем в высочайший приказ по военному ведомству.

Новороссийск в 1905 году

В начале июня распростился я с обеими петербургскими гимназиями и поехал в Новороссийск на дачу моей сестры, куда прибыла из Одессы и моя семья, ожидавшая там решения нашей судьбы.

Громыхающей змеей извивается поезд среди ущелий и склонов гор. Перебегает торопливо по мостам, переброшенным над горными речками, что тихо шуршат по гравию и по галькам своего ложа.

Выезжаем из Кубанской области. Екатеринодар — в нескольких часах уже позади. Приближаемся к Новороссийску.

Пестрые, шумные толпы на станциях, приютившихся среди лесистых склонов гор. Полно кубанскими казаками в черкесках или бешметах, с барашковыми папахами, несмотря на зной. Между казаками снуют юркие смуглолицые греки и евреи. Они — коммерсанты и делают большие дела по широко здесь развитым табачным плантациям. Их громкая, торопливая речь — точно горох сыпет — покрывает степенные, спокойные речи казаков.

Летнее солнце заливает потоками света свежую зелень лесочков, покрывающих эти невысокие горы. Небо — чистое, синее. Изредка забелеет облачко и, как бы смущаясь одиночеством, торопливо пробирается по яркой лазури. А темная его тень ползет по зеленому склону.

Кое-где среди пролесков разбросаны казачьи хутора. Желтеют посевы и бьют в глаза яркой окраской громадные площади, покрытые желтыми головами подсолнухов. Солидно зеленеют плантации табаку, усыпанного белыми цветами.

На табачных плантациях кучки казаков и казачек. Взмахивают цапками ^[418], подкапывая кустики. При проходе поезда казачки выпрямляют стройный стан и, приложив от солнца, как козырек, ладонь к глазам, с веселым любопытством всматриваются в мчащуюся вереницу вагонов.

С пронзительным свистом поезд врезывается в тоннель. Прохладно, но сыро. По выложенным стенам тоннеля струятся ручейки. Долго едем, как будто и конца тоннелю не будет. А прошло лишь пять-шесть минут.

Внезапно вылетаем на яркий свет. Перевалили! Поезд описывает дугу. Направо, вдали, появляется полоска морской синевы — залив у Анапы.

Анапа… Молнией проносится ряд юношеских воспоминаний…

Впервые пришлось мне побывать в этом городке, бывшей турецкой крепости, в 1885 году. Потом и Анапа развернулась в курорт, а тогда это был захолустный городишко, сотни в две одноэтажных домиков — почти все в пределах, очерченных старинной, построенной еще турками, при их владычестве, высокой крепостной стеной. Кое-где эта стена уже разбиралась, и камни из нее брались на городские постройки.

Городок был сонный, вялый. Несколько мелких казенных учреждений, одна только низшая школа, единственный — точно построенный здесь по недоразумению — двухэтажный дом, базарная площадь, заполняемая по воскресеньям казачьими возами из ближайших станиц, десятка два лавчонок… За городом, на пустом пляже, маяк. Для развлечения малочисленных курсовых — небольшая деревянная ротонда на скалистом берегу, также среди пустыря. Здесь мы, зеленая молодежь, танцевали, а редкие взрослые посетители усаживались за карточные столы. Над маленькой пристанью возвышался холмик. Он назывался бульваром, потому что на нем было несколько тощих деревьев и маленькая площадка со вбитыми в землю скамьями.

Серая, монотонная жизнь оживлялась два раза в неделю заходом парохода, да на рейде всегда стояло несколько парусных шхун и фелюг.

Единственным представителем служилой аристократии был здесь отставной генерал Пиленко, бывший начальник Черноморского округа. Он держал себя надменно, изолируясь от обывателей. Имел в Анапе собственный каменный дом, а в нескольких верстах от городка — образцовый виноградник. Анапский виноград из мещанских виноградников славился своей дешевизной и слабым качеством. Собственно же городком управлял полицмейстер Яновский, симпатичный старик, с широкой окладистой седой бородой, патриархальный тип. Ничего о нем дурного не говорилось, а порядок он поддерживал с помощью полудюжины или десятка бывших под его командой невзрачных городовых.