– Спасибо, наставник, – выдавила я. – Не представляла, что на мое устранение подвигли такие силы.
– Не переживай, Ини. – Кейран натянул поводья и заглянул мне в лицо: – Мы с тобой.
– Спасибо, – я неожиданно для себя всхлипнула, и наставник тотчас смутился.
– Ну-ну, милая, – Кейран похлопал меня по руке. – Ты вовремя нас вызвала на помощь, и задумка твоя хороша. – Тут в голосе наставника проскользнули нотки сомнения: – Надеюсь, увидев этот «натюрморт», аристократические пиявки от тебя отстанут.
Теперь уж я не выдержала и рассмеялась – Кейран сам принадлежал к аристократическому роду… правда, был четвертым сыном, но воспитание и образование получил наравне с остальными братьями.
Смех понравился наставнику гораздо больше слез и до самой развилки он развлекал меня байками про новеньких учеников и стареньких преподавателей:
– Представляешь, этот оболтус Титур бросил свою торбу с железом посреди класса! Ну а наставник Флейм всегда отличался горячим нравом, воспламенился и поспешил надрать негодяю уши!
– И? – спросила я, вспоминая очень бурного преподавателя практической магии.
– Споткнулся и сломал ногу в трех местах, – трагичным голосом закончил повествование Кейран.
– И как же наказали беднягу Титура? – спросила я, уже улыбаясь.
– Догадайся… – Наставник хитро прищурил свои золотистые глаза.
– Ну-у-у, зная наставника Флейма и мэтра Санрина, могу сказать, что парня приговорили ухаживать за больным, пока не заживут переломы, – предположила я.
– С тобой неинтересно! – притворно надулся Медноголовый. Хохотнул: – Все так и было. Причем Флейм настолько загонял парня, что через три дня тот сам пришел в медблок умолять мэтра Траниуса залечить переломы побыстрее.
– И как, мэтр залечил? – рассеянно поинтересовалась я, отыскивая взглядом развилку.
– Залечил, – кивнул наставник. – Но теперь парень вечерами скатывает бинты и слушает лекции по зельеварению.
– Надеюсь, это пойдет ему на пользу, – сонно пробормотала я, обнаружив наконец искомое разделение путей.
Кейран тоже его увидел. Он подъехал к покосившемуся деревянному указателю и убедился, что это та самая развилка. Потом вернулся ко мне и крепко обнял, обдав запахом хвои, железа и свежей крови:
– Счастливого пути, ученица!
Я опять попыталась всхлипнуть, и Медноголовый тотчас заглянул мне в глаза:
– Ты точно не хочешь вернуться в школу?
– Спасибо, наставник! – благодарно улыбнулась я. – Не хочу. Там меня будут искать в первую очередь.
– Что ж, понимаю! Можешь не говорить никому, куда ты едешь, но отписывайся хоть изредка, как у тебя дела. Удачи! – Кейран прикоснулся губами к моему лбу и, натянув поводья, свернул на дорогу, которая в скором времени должна вывести его на тракт.
Недолго посмотрев ему вслед и сдерживая вновь набежавшие слезы, я пришпорила лошадь, сворачивая на проселок. Впереди были недели пути по мелким деревушкам, глухим лесам и заброшенным дорогам.
Задумывая побег, я собиралась навестить родные края. Благодатные южные земли могли дать работу, а количество народа позволяло просто раствориться в потоке приезжих, как сахар в кипятке.
Но теперь, потеребив обручальный браслет на запястье, я изменила направление.
Где меня точно не будут искать? Даже маги?
Да там, где мы побывали вместе с королем! Конечно, мне придется изменить внешность, но пограничье с Квариллией – последнее место, где станут искать беглую невесту.
Успокоив себя такими рассуждениями, я поторапливала лошадь, желая в первый же день отъехать от поместья Вестов как можно дальше.
Вайнор Вадерский
В столице меня, как обычно, ждали дела. Много дел. Встречи, официальные приемы и обеды, праздники и увеселения. От последних я отбился, объявив годичный траур.
Лорд-распорядитель церемоний, подпрыгивая от возмущения на месте, пытался возражать противным визгливым голосом, напоминающим о скандальных престарелых родственницах:
– Ваше Величество! Траур очень огорчит придворных и отодвинет представление двору леди Аделаиды!
– Неважно, лорд Айсон. – Я сделал отстраняющий жест и поморщился, запах духов пышно разодетого лорда сверлил голову не хуже коловорота хирурга. – Леди Аделаида разумная девушка, она использует свободное от увеселений время с пользой.
– Но запланированные торжества и уже приехавшие гости… – Айсон схватился за голову и, кажется, выдернул несколько завитых и напомаженных прядей.
Я пригвоздил его к полу взглядом:
– Леди Аннелора Керленская была моей обрученной невестой, лорд Айсон, а посему годичный траур – самое меньшее, что полагается по дворцовому этикету. Если я увижу хоть одного щегла в парадном облачении, пущу в дворцовый парк без штанов! – пригрозил я.
Лорд продолжал мяться и задушено вещать о сроках и неожиданностях. Тогда я нехорошо прищурился и ударил лорда его же оружием:
– Или вы настолько плохо знакомы с траурным церемониалом? Мне поискать другого церемониймейстера?
– Что? Ваше Величество! – Айсон побледнел, потом покраснел, выпрямился во весь свой невеликий рост и отчеканил: – Я понял вас, Ваше Величество! Годичный траур по леди Аннелоре Керленской с соблюдением всех церемоний! Сегодня же вам подготовят камзолы. Траурное знамя прикажете вывесить королевское или цветов герба герцогов Керленских?
Я оценил красивое отступление:
– Вывешивайте королевское, обручение состоялось.
Лорд-церемониймейстер глубоко поклонился и, получив разрешение удалиться, вышел. А через несколько часов мне доставили серые камзолы с траурными красно-черными повязками.
Обычай надевать черную повязку на левый рукав в знак скорби прижился в столице. Он восходил к древним рыцарским временам, когда дама сердца надевала повязку на руку рыцаря в знак того, что он служит ей. Позднее, повязка стала знаком верности ушедшей супруге.
Теперь я использовал все доступные мне знаки скорби. В покоях все яркие покрывала и гобелены сменились серыми и черными драпировками. Зеркала и картины утонули в серой дымке траурных вуалей. Даже клетки с певчими птичками увили черными и серыми лентами.
Осмотрев новые камзолы, я разорвал крепкую ткань прямо напротив сердца – так высказывали свою скорбь по умершим любимым в Пограничье.
Случалось, женщины стригли волосы, показывая окружающим, как велико их горе, я же распорядился укоротить гривы и хвосты моих коней. Пусть все скорбит вместе со мной!
* * *
Буквально в тот же день придворные щеголи попытались мне высказать свое «фе», громко обсуждая траурные одежды в углу у кордегардии:
– Этот унылый серый цвет! – фырчал бледнокожий светловолосый красавчик, полируя ногти.