– Но разве они не узнают карету? – возразила я.
– Карета старинная, гербы с нее сняты, – ответил телохранитель, – а вас могут узнать, ведь вы бывали при дворе.
Я вспомнила свое краткое пребывание в столице и не стала спорить. Любой светский сплетник мог узнать меня и подойти с расспросами: что делает здесь дама усопшей принцессы, да еще с такой охраной?
Феечки оживились, хлебнув по капельке грога из стаканчика и начали хихикать над моей маской:
– Какой оригинальный способ скрыть скуку! – хихикала Льюнет, – натянул на голову бархатный мешок и никто не догадается, что за выражение у тебя на лице!
– Нееет, – задумчиво тянула Сирна, – этот мешок нужен, чтобы красоту сохранять! Вдруг кто-то украсть попытается…
Я рассердилась на них и, убедившись, что разминаю ноги в относительном одиночестве, шикнула:
– Вам смешно, а меня могут убить только потому, что я вышла замуж!
– Да знаем, – отмахнулась Льюнет, – не переживай, Сирна уже защиту наложила.
– Защиту?
Брюнетка поправила темные кудряшки и помялась:
– Понимаешь, это я условия назвала… – она остановилась, но я не стала торопить, – если условия не будут выполнены, я могу умереть… – вздохнула, наконец, феечка и забилась в мех капюшона.
– Умереть? – я озадачилась, – а если принц не успеет меня полюбить, потому что я умру от болезни? Или до него доберется заговорщик? Да мы с ним могли вообще не встретиться!
Льюнет высунула покрасневший носик и пролепетала:
– Но ведь встретились? Если бы не встретились, заклинание со временем растаяло бы и все, а раз оно сработало, нужно выполнение условий.
– А если я не хочу его любви? – спросила я тихо.
Такие разговоры меня расстроили.
– Но ты же его жена! – всполошилась Льюнет, – как ты можешь не хотеть любви своего мужа?
– Просто. Принц любил леди Элизию и она умерла. А теперь он станет королем. Будет отдавать всего себя государству, а мне достанутся лишь жалкие остатки. Зачем мне такая любовь?
– А чего же ты хочешь? – блондинка озадаченно потерла носик и уставилась мне в глаза.
– Когда я была маленькой, я хотела сдать экзамен на акушерку и работать в своем городе. Принимать детей, радовать женщин, приносить домой деньги, и чтобы мама и братишка встречали у двери. Чтобы отец мною гордился…
– Странные у тебя мечты, – покачала головой Сирна, – о таком мечтают мужчины. Девушкам обычно подавай украшения и уютное кресло с пяльцами.
Я только хмыкнула в ответ:
– Из-за болезни я просидела у окна с пяльцами три года, мне не понравилось.
– Но ведь ты теперь принцесса! – не отступала светловолосая фея.
– Льюнет, я не принцесса, я закинутая во дворец девчонка! – Мне стало зябко и страшно. Что я сделала со своей жизнью? Уютный домик с вывеской в виде беременной женщины растаял в тумане. Но ни Северный замок, ни Старый дворец, ни столичные апартаменты не вписывались в мои мечты.
Невесомые ладошки подхватили скатившуюся из-под края маски слезу:
– Не плачь! Твои слезы такие тяжелые! – Льюнет покрутила слезинку, любуясь ее сиянием, а потом шепнула несколько слов – и в ее ладошках засверкал гладкий прозрачный камушек.
– Вот, держи! Спрячь в кисет, пригодится!
Я послушно спрятала камушек в кошель и вернулась в карету. Лошадей уже перепрягли, пора было двигаться дальше.
До вечера ехали без остановок. И только когда у дороги замелькали огоньки деревушки, тряска замедлилась. Раздались крики охранников, стук в ворота, карета свернула к трактиру. Джирс выскользнул на дорогу, негромко стукнув дверцей. Мы с мистрис Квис сидели, чутко прислушиваясь.
Телохранитель вернулся не скоро:
– Миледи, прошу вас надеть маску и плащ. Я провожу вас в комнаты. В трактире остановился граф Пий.
Фамилия показалась знакомой. Возможно, сиятельный граф видел меня при дворе? Я старательно расправила маску, натянула до бровей капюшон, и вышла, опираясь на руку мистрис Квис. Камеристка могла не скрываться, аристократы обращают мало внимания на слуг.
Трактир оказался удивительно большим. Забитый каретами и телегами двор скрывался в сумраке. Охранник, освещая нам путь фонарем, распахнул тяжелую дверь, выпуская в морозный воздух запахи еды и стук ложек.
В общий зал Джирс нас не пустил – сразу провел на боковую лестницу и довел до двери с маленькой медной короной.
– Это лучшие покои, леди.
– Граф не потребовал их себе? – удивилась я.
Телохранитель смутился, но ответил:
– Его Сиятельство занял мужские покои.
Я порадовалась предусмотрительности хозяина трактира и вошла следом за камеристкой.
Номер был роскошным: малиновый ковер на полу, высокая ширма из дорогой бумаги. Кровать с балдахином из тонкой шерсти. Соседняя комнатушка предназначалась для багажа и слуг. Но мистрис Квис сразу попросила телохранителя выдвинуть низенькую кушетку к двери:
– Я лучше тут лягу, миледи. Трактир место шумное, вдруг кто дверью ошибется.
Я была только рада такой заботе: хлопки дверей, топот сапог со шпорами и хриплые мужские голоса за дверью заставляли вздрагивать и коситься на вход.
Джирс вышел, дождался, пока мы запрем дверь на засов, и отправился вниз, проверить охрану. Мистрис Квис помогла мне умыться и переодеться в теплый стеганый халат. Пока добрейшая женщина приводила в порядок себя, я сушила у очага феечек. После купания их стрекозиные крылышки намокли и обвисли. Зато по комнате летали, не лопаясь, мыльные пузыри, а в лужах на полу дрейфовали, словно парусники, щепки из корзины с растопкой.
– Льюнет, угомонись, – упрашивала я, расправляя невесомую слюдяную пластинку крыла.
– Но мне щекотно! – ерзала на подушке феечка и брызгала в огонь капли воды, отжатые с волос.
От этих капель в огне вспыхивали разноцветные искры, и мистрис Квис испуганно выглядывала из-за ширмы, слыша треск. Сирна расчесывала черные кудряшки крошечным гребнем из мушиной лапки и стряхивала воду на мой халат, напевая что-то еле слышным голоском.
Через полчаса принесли ужин. Феечки тут же прекратили безобразничать и полезли на стол, изучать кушанья. Среди прикрытых салфетками керамических блюд и корзинок обнаружилась длинная женская серьга, усыпанная мелкими самоцветами.
– Мистрис Квис! – позвала я, не прикасаясь к украшению.
Камеристка моментально вынырнула из-за ширмы, расправляя передник.
– Мистрис Квис, что это?
Женщина рассмотрела украшение и медленно налилась малиновым светом.
– Так что это? – поторопила я.