– Пешком до дороги далеко.
– Да, это так. Семь миль. Но мы справимся. Все будет нормально.
– Вы можете остаться здесь, – предложил ей Джейс. – Я сам добегу. Вам совсем ни к чему меня сопровождать. Или давайте я останусь, а вы бегите.
На это она сказала:
– Давай все-таки держаться вместе. Что бы мы ни решили, давай делать одно и то же.
Он кивнул. Ему не хотелось видеть, как она пострадает из-за него, но и оставаться один тоже не хотел.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Ханна. Ханна Фабер.
– Простите, Ханна. Вправду простите. Но они реально крутые. Они нашли меня, даже когда я был «вне сети». Если б вы сказали что-нибудь по радио, я уверен, что они скоро были бы здесь. Радиопереговоры они тоже прослушивают, каким-то образом. Они всё слышат.
– Ну что ж, – произнесла Ханна, наклоняясь, чтобы подобрать осколок передней панели радиостанции, – теперь это, похоже, совсем не проблема, так ведь?
– Да.
– Хорошо. Об одной проблеме ты уже позаботился. Но теперь нам надо придумать, как разобраться со всеми остальными. Есть какие-нибудь мысли?
С минуту Джейс молчал, а потом произнес:
– У меня есть эвакуационный маршрут.
– Что-что?
– Мы всегда так делали. Каждый раз перед выходом Итан заставлял нас разработать запасной маршрут. До Кук-Сити. Но без использования тропы. Если мы собираемся уходить, то наверняка не стоит использовать тропу. По ней они и пойдут, чтобы меня найти.
– Фантастика! – восхитилась Ханна. – Только ты и я в диком лесу? Нет уж, давай ждать здесь. Никто не знает, где ты. Сам знаешь – благодаря твоей работе над рацией. Но со временем они заметят, что я не в эфире. А когда поймут это, пошлют кого-нибудь на помощь.
– Так что просто ждем?
– Точно. Ждем там, откуда можно засечь людей задолго до того, как они досюда доберутся. В этом главное преимущество этого места.
Ханна расхаживала взад и вперед и кивала сама себе – так, как ты это делаешь, когда пытаешься в чем-то уговорить себя и набраться храбрости. Джейс узнал это поведение. Так он кивал сам себе тогда, под уступом карьера.
– Мы можем просто ждать здесь, как в крепости, – сказала она. – Прямо как в Аламо
[21].
– В Аламо все погибли, – заметил Джейс.
Ханна стояла спиной к окну и смотрела на него, а мир теней уступал место дневному свету у нее за спиной.
– Наверное, из-за того, что у них не было этого чертова радио, – сказала она.
20
Лицо Эллисон было полностью от него скрыто. Кожу, которой он касался губами бессчетное число раз, покрывали бинты. Видны были только закрытые глаза и губы – почти темные, распухшие, с черными стежками хирургических швов. Плечо и предплечье завернуты в плотную марлю. Итан коснулся незабинтованной руки и произнес ее имя – тихо, как молитву. Ее глаза открылись и встретились с его глазами.
– Малыш, – проговорила Эллисон, с трудом шевеля разбитыми губами.
– Я здесь.
– Я сделала все, что могла, – сказала она. – Может, не слишком хорошо получилось, но я сделала все возможное.
Уцелевшие волосы медсестры кое-как обкромсали, оставив ершистые короткие пучки. Остальное сгорело. Итан частенько пробегал по ее волосам пальцами, перед тем как она засыпала, или когда была больна, или в любое время, когда этот убаюкивающий жест был к месту. Он и теперь был к месту, но у него хватило ума не прикасаться к ней.
– Ты просто отлично справилась, – сказал Итан, и эти слова тоже с трудом слетели с губ. Плохо, надо взять себя в руки. Хотя бы один из них должен быть способен говорить. – Мне нет прощения. Это все из-за меня. Они пришли из-за…
– Нет, – сказала она. – Они пришли из-за нее.
– Я сделал ошибку. Ни в коем случае не надо было соглашаться.
– Это она сделала ошибку. Ты был лишь частью этой ошибки.
Итан пока не был готов винить во всем Джейми Беннетт. Но и не мог сказать, готов ли ее простить. «Она действует сгоряча и допускает ошибки», – сказала тогда Эллисон. Совершенно справедливая оценка. Совершенно справедливая. Сто процентов гарантии, что эти люди не доберутся до ее свидетеля, что даже если они просто окажутся в Монтане, то она сразу про это узнает – так она вроде обещала? Вот тебе и гарантия. С того момента Итан не слышал от нее ни слова. И впервые задумался, жива ли она сама до сих пор.
– Полиция знает про нее? – спросил он.
– Пока нет. Я… боролась. Мысли путались. Все было в огне.
– Понимаю.
– А как там Танго? Я подумала… – Тут Эллисон расплакалась; слезы текли из глаз только для того, чтобы тут же впитаться в бинты. – Я думала, что Танго не сможет даже попытаться убежать. Мы столько заставляли его стоять, что он не мог даже…
– Он в полном порядке.
– Точно?
Итан кивнул.
– А дом?
Он не ответил. Просто взял ее за руку и посмотрел в глаза. Сам он дома еще не видел, но ему все рассказали. «Ритц» стоял в руинах. Их маленький мирок, который они построили вместе, предмет их гордости и торжества, превратился в холодные головешки, с которых капала вода.
– Почему она выбрала тебя? – спросила Эллисон.
– Не вини ее. Вини меня. Она просто попросила, не приказывала. Мне надо было отказаться. Мне надо было многое сделать по-другому. Но я исправлю все, что могу, Эллисон. Разыщу этого мальчишку и…
– Погоди, погоди. В каком это смысле разыщешь? Где он?
Умная женщина, его жена. Бей ее, жги, обдалбывай таблетками. А потом случайно обмолвись – и надейся, что она этого не заметит. Держи карман шире…
– Он пропал, – сказал Итан. Заставил себя по-прежнему смотреть ей в глаза, произнося эти слова. Это было непросто.
– Что?!
– Сбежал ночью. Когда мы спускались обратно.
– Кто из них это был?
– Коннор. Может, я и ошибаюсь. Но вряд ли. Мальчики узнали, что… что кто-то здесь появился, что это беда, а сбежал как раз он один.
Эллисон отвела взгляд и опустила его на толстый слой бинтов на покалеченной руке. «И все напрасно», – наверняка думала она в этот момент. Все, через что она прошла, все напрасно – мальчик все-таки пропал. Итан обещал защитить их обоих, и ни одного из них защитить не сумел.
– Куда, ты думаешь, он мог податься?
«Туда, где можно спрятаться, – подумал Итан. – Сбежал и спрятался, потому что боялся не только их, но и меня. У него не осталось ни одного друга в этом мире, или, по крайней мере, так ему сейчас представляется». Но вслух сказал: