А потом… что же случилось потом, что все это оказалось забыто и втоптано в грязь интриг, лжи и себялюбивых помыслов? Все просто. Вельмар вырос и стал взрослым.
Он сидел, обхватив себя за колени, и не чувствовал ни холода камней, ни тяжести кандалов. И вдруг решил, что это будет последним, что он вспомнит перед смертью: то, как он, маленький, сидит на подоконнике, смотрит в далекое ночное небо – и мечтает, мечтает…
Горло сжалось в спазме, и Вельмар словно со стороны услышал собственные рыдания. Теперь он действительно сожалел – но не о том, что позволил Дитору убивать безродных девок, и не о том, что когда-то полез в науку артефакторику, о которой мало что знал. Он сожалел о том, что все прошло и что маленький мальчик Вельмар уже никогда не посмотрит на небо прежними глазами и никогда уже не увидит истинного волшебства. Душу раздирало в клочья от осознания несправедливости жизни, от внезапного понимания конечности собственного бытия. И Вельмар плакал, размазывая по щекам злые слезы, но они не приносили облегчения, а лишь затягивали его еще глубже в пучину боли и скорби по самому себе.
Внезапно загрохотал засов, и Вельмар напрягся. Неужто решили его удавить еще до казни? Или же… кто-то спешит на помощь?
На пол упало пятно света, изрезанное узорами. Так мог светить магкристалл в ажурной корзинке. В приоткрывшуюся дверь неторопливо вошла женщина в пышном платье и плаще с капюшоном. Она остановилась, быстро осмотрелась и, повесив фонарь на крюк, скинула капюшон. У Вельмара дыхание стало комом: не узнать эту женщину было просто невозможно. И даже в тусклом свете фонаря ее волосы искрились красным, а глаза – холодные, светлые – казались совершенно неправильными, неуместными. Разве могут кусочки льда лежать в костре и не таять?
– Ну, здравствуйте… коллега. – Льер, проклятая ависийская ведьма, улыбнулась.
Она стояла перед ним, сложив руки на животе и как будто прикрывая что-то внутри.
О, с каким бы удовольствием он бы вскочил, схватил бы ее за горло и душил до тех пор, пока не обмякнет. Но он не мог. Вельмар был прикован так, что, если бы и захотел, не смог бы отойти от стены и на шаг.
– Зачем вы пришли? – прошептал он.
– Посмотреть на цвет здешней артефакторики.
Улыбка не сходила с губ королевы, и внезапно Вельмару стало жутко. Она что-то замыслила, наверняка… но что?
– Вся беда в том, что вы все почему-то меня невзлюбили с самого начала, – вздохнула Льер, разглаживая складки на юбке. – Наверное, потому, что я из Ависии? Или нет. Скорее всего, потому, что я непонятна для вас и вы не знаете, чего от меня ждать. А может быть, потому, что король меня любит… Меня, а не какую-нибудь расфуфыренную курицу из местных. Впрочем, речь не об этом. Мне искренне жаль, Вельмар, что свои способности вы направили не в то русло.
– Если бы я выиграл, то никогда бы этого не услышал, – пробормотал он, не удержавшись.
– Безусловно.
Льер помолчала, а потом спросила:
– Вы ведь не собирались остановиться на мне? Король, запятнавший себя браком с убийцей и ведьмой, уже не так крепко держится на троне, а?
«Она как будто мои мысли читает».
На Вельмара вдруг навалилась глухая тоска. И понимание, что Льер неспроста к нему явилась и что, скорее всего, он не доживет до утра.
– Я люблю Шедара, а он любит меня, – сказала Льер, – я никого и никогда не любила так, как его. И я приложу все – слышите? – усилия, чтобы никто и ничто ему не угрожало.
– Так меня завтра казнят, – Шико хрипло рассмеялся, – к чему все эти слова?
Королева качнула головой и снова улыбнулась. И от этой улыбки у Вельмара все внутри опустилось и заледенело.
– Дело в том, коллега, что многие уговаривают его величество не рубить сплеча. Ваш род весьма древний и уважаемый здесь, хотя, как по мне, так вы не стоите и грязи под ногами. Его величество размышляет над тем, не заменить ли казнь изгнанием.
Шико не ответил. Он просто не знал, что говорить, и понятия не имел, стоит ли верить этой ведьме. Но в той темноте, где он пребывал до сего момента, проклюнулся слабый росток надежды.
– Но если вас изгнать из королевства, вы все равно будете искать пути, чтобы вернуться и испортить жизнь моему супругу и мне, – сухо добавила Льер. – Так ведь?
Этот вопрос тоже остался без ответа. Потому что ответ был очевиден.
Королева притворно вздохнула.
– Ну вот. Молчите. Это естественно, такие, как вы, не прощают ни унижения, ни уж тем более лишения всех титулов и угодий. Получается, король слишком добр к вам. И мне придется его защитить так, как я умею.
– Это Ларно хотел выдать Вериту за Шедара, – брякнул невпопад Вельмар.
– Не беспокойтесь, про него я тоже не забуду.
Королева порылась в маленькой сумочке у пояса и достала оттуда нечто, похожее на картофелину. Маленькую такую, молоденькую картофелину с шелушащейся кожурой. Она задумчиво взвесила ее на ладони, посмотрела на Шико, а затем аккуратно положила этот странный предмет на пол.
Вельмар не сдержал вскрика, когда фальшивая картошка внезапно ожила и покатилась прямиком к нему.
– Что это? Что за дрянь? – взвизгнул он.
Барахтаясь в кандалах, он попытался отодвинуться от катящегося на него артефакта – а в том, что это артефакт, сомнений уже не было.
– Это гарантия того, что я вас больше не увижу, – спокойно сказала королева, – прощайте, Шико. Все будет выглядеть… вполне естественно.
Он уже не видел, как рыжая гадина, эта проклятая ависийская ведьма, вышла из камеры. Похолодев, смотрел, как все быстрее и быстрее катится к нему шарик артефакта, как тонкая кожица лопается, и сквозь нее прорастают зеленые усики-щупальца, тонкие, похожие на виноградные. Артефакт подпрыгнул, и Шико, уже не сдерживаясь, заорал во всю силу легких, когда такие мягкие на вид усики впились ему в кожу на ноге. Вопя, он стряхнул с себя эту злую картофелину, но, похоже, было поздно. Место укуса жгло, тянуло.
– Помогите! – сипло крикнул он.
Из горла выполз сдавленный хрип.
Картофелина прыгнула еще раз, вцепилась в плечо, и Вельмар почувствовал, что усики прорастают под кожу, раздирая плоть, тянутся все глубже.
– Помоги-и-ите!
Все странным образом замедлилось. Камера, сырые стены, крошечное окно… Золотая луна. Желание бороться пропало, как будто кто-то свечу накрыл миской. Шико закрыл глаза. Теперь уже точно… не спастись. Внезапно им овладело спокойствие, тягучее, неживое. Он вдруг понял, что перестал чувствовать собственное тело. И последнее, что он сделал в этой жизни, – попытался воскресить в памяти ту волшебную ночь, когда сидел на подоконнике и мечтал стать лунным человечком.