Моя повседневная одежда осталась в казарме лиловых жандармов, пришлось надевать свой лучший костюм, который вкупе с замызганными сапогами и перевязью смотрелся попросту нелепо.
Плевать! Я убрал в саквояж кошель, ручную бомбу и ящичек с бутылкой рома, забросил за спину чехол со штуцером и застегнул на поясе ремень со шпагой. Остальные свои пожитки побросал в дорожный мешок и ушёл в комнату Микаэля, намереваясь прихватить с собой и вещи бретёра. Просто не был уверен, что ещё доведётся сюда вернуться.
Уж проще переждать беспорядки у Эстебана вместе с остальными. А там всё будет зависеть от развития событий.
Плюнув с досады под ноги, я вытянул из-под кровати мешок бретёра, тогда-то и услышал скрип рассохшихся ступеней. И поднимался не одиночка, не двое и не трое. Значить это могло только одно – кто-то из недоброжелателей вознамерился заполучить трофей в виде головы магистра-расследующего – ох, простите! – ревизора Вселенской комиссии по этике Филиппа Олеандра вон Черена.
Я достал из саквояжа ручную бомбу, запалил её фитиль и поставил на порог распахнутой входной двери. Пистоли заранее нацелил на лестничный пролёт и, когда на него вывернули двое громил с белыми повязками, сразу грохнула пара выстрелов, коридор утонул в пороховом дыму, а следом носок сапога отправил вниз по ступеням бомбу с почти догоревшим до корпуса фитилём.
Заперев дверь, я ухватил ремень саквояжа и опрометью бросился в комнату. За спиной басовито грохнул взрыв, и кто-то зашёлся в истошном крике, а потом засов отлетел, выбитый мощным ударом.
Волшебная палочка в моей руке крутанулась, соткала эфир в безыскусный сгусток обжигающей энергии и отправила его в затянутый дымом коридор. Шаровая молния мигнула и погасла, а из сизой пелены возникла фигура с двумя вскинутыми пистолями. Сыпанули искрами колесцовые замки, и я отступил в центр круга святого Варфоломея, дёрнул жезлом, закручивая сгустившийся после моих многодневных упражнений эфир в невидимый водоворот. Стволы плюнули огнём, но пули не достигли цели и взорвались при столкновении с магической завесой, как это случилось некогда в Рёгенмаре. Зашипела прожжённая раскалённым свинцовым крошевом одежда, что-то обожгло шею и щёку, но в целом я остался невредим. И даже откат от сотворённого защитного заклинания ударил не слишком сильно; левую руку заморозило по локоть и только.
– Сеньор де ла Вега! – скривился я, разглядев лицо противника, и потянул из ножен шпагу. – Или же Виллем Келен-Басалар?
Официал герхардианцев отбросил пистоли, выдернул засевшую в щеке щепку и сложил на груди руки, не спеша обнажать скьявону.
– Поразительная осведомлённость, Филипп! Просто поразительная! Хотел бы я забраться вам в голову и узнать, кто вы на самом деле такой.
Совсем уж бесследно близкий взрыв ручной бомбы для Сильвио не прошёл, и держался он немного скованно, а из левого уха потихоньку сочилась кровь, но я не собирался рисковать и выходить за пределы магической схемы, как бы мне ни хотелось вырезать собеседнику сердце.
– Что вам до моих секретов, официал? – улыбнулся я, стараясь не упустить ни единого движения противника.
Коридор за спиной Сильвио был пуст, а доносившийся снизу гомон встревоженных голосов принадлежал скорее посетителям таверны, нежели подручным де ла Веги, а посему мы вполне могли перевести дух и побеседовать в ожидании подходящего момента выпустить друг другу кишки.
– Ваши секреты дурно пахнут, магистр, – скривился южанин в отнюдь не притворном отвращении. – Вы убийца и чернокнижник!
Я слегка поклонился, но никак комментировать услышанное не стал, да Сильвио в ответе и не нуждался.
– Меня не заботят ваши тайны! – заявил он. – Меня интересует, откуда вам стали известны мои!
– Спрашивайте! – разрешил я, поскольку иной раз вопросы могли сказать о человеке несравненно больше, нежели вранье, которое он скормит, пытаясь ввести вас в заблуждение.
– Позвольте представиться, Виллем Келен-Басалар! – отвесил официальный поклон официал герхардианцев. – Но вам это и так было известно. Откуда?
Я постучал себя отставленным в сторону от волшебной палочки указательным пальцем левой руки по ложбинке между ключиц, ровно туда, где у собеседника на миг мелькнула в вороте сорочки перецепленная на цепочку изумрудная серьга. Южанин повторил мой жест, нащупал драгоценный камень и понимающе улыбнулся.
– Церковные архивы?
– Именно, – подтвердил я и в свою очередь спросил: – Почему сейчас?
Сильвио пожал плечами.
– Слишком поздно узнали об этой норе, – признал он и досадливо поморщился. – Только, ради небес, избавьте меня от банальностей и не спрашивайте – зачем! Это же очевидно, разве нет? Кровь моих братьев на ваших руках!
По спине пробежал холодок, и я принялся раздражённо помахивать волшебной палочкой, маскируя за обычной нервозностью подготовку сложного плетения.
– Если уж зашла речь о банальностях, то не вам говорить о мести! – парировал я заявление официала герхардианцев.
– Брат Стеффен был моим другом и наставником!
– А Хорхе Кован – моим!
– Сарцианин! – бросил в ответ де ла Вега с нескрываемой презрительностью.
Не переставая помешивать нервными подёргиваниями магического жезла эфир, я ответил с ничуть не меньшей язвительностью.
– У всех свои недостатки!
– О, да! – поддержал это высказывание Сильвио де ла Вега. – Вы, к примеру, – чернокнижник!
Я оскалился и перестал сдерживаться, дал выход переполнявшей меня злобе.
– Я не приносил в жертву детей! Святые небеса, да я вообще никого в жертву не приносил! – От бешенства перехватило дыхание, но удалось взять себя в руки и продолжить: – Ты ведь здесь именно из-за этого, да? Я единственный свидетель, который может связать официала ордена Герхарда-чудотворца с жертвоприношением восьми невинных детей!
Щека де ла Веги дёрнулась, в остальном же он никак не проявил, что мой выпад достиг цели.
– Малолетние сарциане – будущие воры, жулики и проститутки! – отмахнулся южанин. – Никому нет до них никакого дела!
И это было воистину так: никому и никакого. Так что я зашёл с другой стороны.
– Но всем и каждому есть дело до репутации добрых братьев! Гроссмейстер ордена распорядился провести языческий ритуал из арсенала книжников-солнцепоклонников, самый омерзительный какой только есть! Осквернены святые места, принесены в жертву дети! Они состарились в один миг и умерли – ради чего? Чтобы ваши братья добились своих политических целей?
– Политика?! – прошипел де ла Вега. – Мои братья каждый день проливают кровь на южных рубежах королевства! Они умирают, сдерживая мессианскую ересь! Не говорите мне о политике! Ваш император предал интересы веры, отказав нам в помощи! Ему ничего не стоило усилить оборону Лейгдорфа, но вместо этого он облобызал ноги узурпатора Сияющих Чертогов! Что значат восемь жизней по сравнению с тысячами и десятками тысяч?!