– Про-о-одался! Узурпатору власти небесной про-о-одался, проклятому догматику! Лжецу, клятвопреступнику и мздоимцу! И сам таким стал! Душа его теперь суть выгребная яма смердящая, нечистотами наполненная! И всякий, кто идёт за ним… Всякий, кто исполняет приказы – ничуть не лучше! Закрыт им отныне вход на небеса обетованные!
Голос у чудака оказался сильным и хорошо поставленным, он легко перекрывал рыночный шум, и люди останавливались, заслышав его, начинали внимать крикам – кто из чистого любопытства, а кто и понимающе кивал. Впрочем, нашлись и несогласные, но пробиться к возвышавшемуся над толпой кликуше им оказалось совсем непросто: того окружало кольцо немолодых крепких мужиков, они и заворачивали возмущённых горожан обратно. Недовольным только и оставалось, что свистеть, улюлюкать, да швыряться гнилыми овощами. Тут и там разгорались стычки, но горячие головы мигом остужала рыночная охрана, а вот с группой поддержки крикуна не связывались даже эти угрюмые громилы.
– О ком это, магистр? – спросил меня Уве.
Я не имел ответа на этот вопрос и тронул за плечо Микаэля.
– Давай выбираться отсюда.
Маэстро Салазар кивнул и направил лошадь дальше, заставляя людей расступаться с нашего пути. Выехали понемногу, никто особо даже не возмущался. Да ещё с одной из улиц вывернул отряд городской стражи, и возмутитель спокойствия мигом спрыгнул с бочонка; тогда начали расходиться и зеваки.
Микаэль уверенно миновал несколько кварталов, въезды в которые караулили компании подмастерьев, и на смену замощённой речными голышами дороге пришли сначала деревянные мостовые, а затем копыта лошадей и вовсе зачавкали по грязи. Дома стали обшарпанными с деревянными вторыми и третьими этажами, а публика не слишком респектабельной, но бретёра это нисколько не волновало. Разве что, когда за нами увязалась шумная ватага мальчишек, он обернулся и столь грозно клацнул зубами, что те без промедления припустили на утёк.
В дорожной грязи тут и там встречались пятна выплеснутых на улицу помоев, валялось содержимое опорожнённых из окон ночных горшков. По сточным канавам в сторону реки медленно-медленно текла зловонная бурая жижа, дома нависли над дорогой, воздух сгустился, стал дымным и будто бы липким. На протянутых меж домами верёвках висело застиранное и заштопанное постельное бельё.
Я взопрел в поддетых под камзол кольчуге и жакете, и не только от жары. Очень уж выразительные взгляды кидали нам вслед местные обитатели, а на смену приглядывавшим за порядком подмастерьям пришли молодчики из уличных банд. Они стояли на перекрёстках, озирая свои владения, и непременно попытались бы завладеть нашим имуществом, если б не оружие.
Судя по чёрным курчавым бородкам, заправляли в округе выходцы с побережья Длинного моря, полагавшиеся в империи главными бузотёрами после лаварцев и сарциан, но вооружены мы были до зубов, только это и спасло от посягательств. Даже оскорблений вдогонку не звучало.
– Куда-то мы не туда едем, – проворчал Уве, обеспокоенно озираясь.
Марта ничего не сказала, но по тому, как её пальцы поглаживали рукоять ножа, становилось ясно, что она всецело разделяет сомнения школяра.
– Специально вас так повёл, – ухмыльнулся маэстро Салазар в усы. – Ренмель великий город, но и здесь есть свои помойки, куда чужакам заходить не следует. Уясните это раз и навсегда!
Уве передёрнул плечами, но определённое впечатление слова бретёра на него всё же произвели.
– Да, малыш, – кивнул Микаэль. – Вспомни Нистадд в Рёгенмаре, здесь зачастую всё много хуже.
Тут дома немного расступились, и показалась небольшая церквушка. Перед ней и за выставленными на улицу столиками таверны обнаружились преимущественно смуглые и горбоносые соотечественники маэстро Салазара. Он окинул их внимательным взглядом, но даже не подумал поприветствовать и повернул направо. Мы проехали через два или три уже далеко не столь запущенных квартала и очутились у набережной Рейга. Тогда и стало ясно, что обогнуть трущобы никакой возможности не было, поскольку от самой цитадели Ангела вдоль берега тянулся речной порт с причалами, складами и пакгаузами.
Имелись пристани и здесь; у них покачивались ялики, небольшие рыбацкие баркасы и вытянутые весельные галеры.
– Местные предпочитают до центра добираться по воде, – просветил нас Микаэль. – Меньше риск нарваться на грабителей. Здесь почти у каждого собственная лодка. А нет – тоже не беда, можно не за дорого арендовать прямо вместе с гребцами.
Застройка у реки и в самом деле выглядела несказанно основательней и богаче, нежели кварталы, оставшиеся позади. Некоторые особняки стояли прямо на берегу, от них к воде уходили ступени частных причалов, местами и вовсе имелась возможность заплывать на лодках сразу в дом; на случай паводка первые этажи делали нежилыми и очень высокими. А вот у зданий, отделённых от реки набережной, там располагались кафе, лавки и магазины.
– Широкая какая! – не удержалась от удивлённого возгласа Марта, которую поразила беспредельная гладь, по которой помимо весельных барж плыли и парусные суда.
Налетел свежий ветерок, я придержал шляпу и вгляделся в растёкшуюся над водой туманную дымку. Несмотря на значительное расстояние, противоположный берег просматривался достаточно чётко, были видны силуэты зданий, сверкали на солнце многочисленные купола церквей. Сбоку через Рейг протянулась каменная полоса моста. Это невероятное по своим размерам сооружение было выстроено ещё во времена прежней империи, и проложили его не напрямик, а через три острова. На двух из них стояли гарнизоны светлейшего государя, а самый дальний находился под контролем догматиков.
– Магистр! – обратился ко мне Уве. – А Сияющие Чертоги отсюда видно?
– Даже не знаю, – покачал я головой и поскакал вслед за Микаэлем.
Очень скоро тот свернул с набережной, но вновь блуждать по окрестным переулкам не пришлось – почти сразу бретёр направил своего жеребца в арку, отмеченную вывеской со ступой и пестиком.
– Аптека? – возмутился Уве. – Он привёл нас к аптекарю?!
Волновался школяр напрасно: помимо аптечной лавки во внутреннем дворике обнаружился ещё и приёмный покой лекаря. Маэстро Салазар заходить туда не стал, а вместо этого сунул в рот два пальца и свистнул столь пронзительно, что зазвенело в ушах, наши кони и вовсе нервно присели и подались назад. Этого бретёру показалось мало, и он во всю глотку крикнул:
– Эстебан! Выходи, пройдоха!
Уве обеспокоенно оглянулся и с тревогой посмотрел на меня, я лишь пожал плечами.
– Эстебан! – вновь рявкнул маэстро Салазар. – Хватит прятаться! Не заставляй меня подниматься!
В одном из окон мелькнуло женское лицо, в другом мне почудился силуэт приземистого старика, а затем на галерею второго этажа вышел смуглый и черноволосый лаварец в просторном белом балахоне – молодой, но уже с сединой в короткой бородке и с глубокими морщинками, разбегавшимися от уголков карих глаз к вискам.