Она прислонилась к нему, одновременно поворачиваясь лицом к огромной комнате.
— Я чувствую, словно здесь мое место, словно я знаю его.
— Ты действительно принадлежишь этому дому. Иди, исследуй. Если захочешь, что-нибудь изменить, то не стесняйся делать это, — он разжал руки, позволяя ей отойти от него.
Дом оказался намного красивее, чем Джексон помнила. Она старалась не озираться в полнейшем благоговении. За время свой работы в полиции ей пришлось побывать более чем в одном особняке, но этот был нечто. В некотором смысле он вызывал ассоциации с элегантностью Старого Света, с забытым временем. В доме даже был бальный зал с паркетным полом. Но ее любимой комнатой оказалась громадная библиотека с большим камином, перед которым стояло два удобных стула и антикварный журнальный столик между ними. Три стены от пола до потолка были заняты книжными полками, единственным способом добраться до верхних была передвижная лестница. Разнообразие книг потрясало воображение — от фантастики до науки, от старых до новых. Она отметила, что книги, в основном старые, были на других языках. Это была настоящая сокровищница. Джексон чувствовала, что могла бы провести добрую часть своей жизни в этой комнате и быть счастливой.
Дом был намного больше, чем она предполагала, даже больше, чем казался снаружи. Одна кухня превосходила своими размерами всю ее квартирку. К ней сзади подошел Люциан, да так тихо, что она чуть не подпрыгнула от испуга.
— Квартира больше не твоя. Я сказал твоей домовладелице, что она может сдать ее, — тихо проговорил он, доказывая, что все еще молчаливой тенью присутствует в ее сознании.
— Ты не сделал этого, — Джексон развернулась и, уперев руки в бока, смело уставилась на него, заставляя сказать правду.
— Конечно, сделал. Это было не твое место. Никогда не было твоим, — самодовольно ответил он.
— Ты бы не осмелился отказаться от моей квартиры. Ее не так-то легко найти, особенно на мою зарплату, — Джексон уставилась на Люциана, пытаясь прочитать выражение его лица. — Ты не мог, Люциан, — она старалась убедить себя в той же степени, что и его. — Несомненно, домовладелица будет настаивать, чтобы аренда была оплачена полностью.
Он пожал плечами, ни капельки не взволнованный.
— Она согласилась принять наличные. Я давно обнаружил, что в большинстве случаев лучше них ничего нет. Разве ты не пришла к аналогичным выводам?
— Не может быть, ты действительно сделал это? О, мой Бог, мне нужно позвонить ей. Где, в этом доме телефоны? Ты не можешь просто взять и сделать это. Не можешь, — она уставилась на него. — Тебя даже не мучают угрызения совести. Я смотрю на тебя и не вижу ни одного намека на раскаяние. Ты никогда его не испытывал, я права?
— Не вижу смысла испытывать такие эмоции. Ты в нашем доме, где тебе и полагается быть. Старуха была более, чем довольна, получив наличные в качестве откупных, и теперь она сможет немедленно найти нового арендатора. Это прекрасное решение для всех.
— Но не для меня. Мне нужен мой собственный уголок, Люциан. Действительно нужен, — раздраженная, она покачала головой. Какой в этом смысл? Он, казалось, не понимает, что натворил.
— А здесь разве недостаточно места? — он выглядел озадаченным, его глаза обыскивали каждый угол комнаты. — Здесь столько всего, чего ты еще не видела. Окрестности огромны, а во многих стенах есть потайные ходы, соединяющие различные комнаты. И я уверен, что прямо здесь у тебя достаточно места, — на случай, если Джексон дотронется до его сознания, он постарался запрятать веселье как можно глубже. Люциан продолжал сохранять невинно-серьезное лицо.
Джексон покачала головой и сдалась. Он был несносен, а она слишком сильно устала, чтобы разбираться с ним. Она займется этим в другой день — позвонит своей домовладелице и вернет себе свое жилище. Прямо сейчас она невероятно утомлена и смущена. Возможно, из-за того, что была голодна. Она должна была быть голодна, но каждый раз задумываясь о еде, она чувствовала легкое недомогание. Вид холодильника внушал страх. Она встала перед Люцианом.
— Когда я была ранена, пострадал ли при этом мой желудок?
Впервые за все время она почувствовала его колебания. У Джексон перехватило дыхание.
— Почему ты спрашиваешь? Тебе больно? — его голос, совершенно нейтральный, не выдавал ничего.
— Я голодна, но при мысли о еде у меня начинаются рвотные позывы. В действительности, я не могу вспомнить, чтобы что-нибудь ела или пила с тех пор как проснулась. Со мной что-то не так или я становлюсь параноиком?
— В твоем голосе я снова слышу страх. Страх неизвестности. Это ведь самый худший страх? — он промолвил это так тихо, что она задрожала. Что бы он ни намеревался ей открыть, она не желала этого знать.
Джексон подняла руку и покачала головой, не глядя на него.
— Я думаю прогуляться снаружи. Окружающая местность выглядит красивой. В любом случае, я должна узнать окрестности.
Она направилась было, чтобы обойти его, подныривая под его руку, но рука Люциана опустилась вниз, подобно воротам. Он обвил ее вокруг нее, прижимая к себе.
— Не бойся правды. Она необычна, но в ней нет зла.
Она распрямила плечи.
— Тогда скажи мне. Покончи со всем этим. Да говори же в чем дело, что бы там ни было. Я взрослая, а не ребенок, как ты думаешь.
Под давлением тела Люциана она была вынуждена покинуть кухню и войти в его логово. От взмаха его руки в каменном камине затанцевали язычки пламени. Она ахнула, одновременно очарованная и напуганная его магией. Вырвавшись от него, Джексон встала перед мерцающими язычками тепла, так как ей было необходимо расстояние, чтобы все четко осмыслить. Он был так невероятно могущественен.
— Я карпатец, как я уже объяснял тебе. Наш вид существует с начала времен. Я не дьявол, ангельское личико, но темнота, потеря способности различать цвета и ощущать эмоции, медленно завладевающие нашими мужчинами, которым не хватает света их Спутниц жизни, росли во мне на протяжении многих веков, заставляя бороться, чтобы приручить хищника, живущего во всех нас. Мы и похожи на людей, и нет. Мы благословлены и прокляты невероятно долгой жизнью, часто называемой бессмертием. После того, как мы находим Спутниц жизни, к нам возвращаются эмоции, которые неуклонно растут на протяжении столетий. Если это не происходит… мы можем стать самыми настоящими хищниками, немертвыми. Нам принадлежит ночь, а вот солнечный свет мы едва можем выносить. Но, как ты уже начала понимать, мы обладаем колоссальной властью. Теперь в твоих венах течет моя кровь, ангел. И она уже влияет на твою переносимость солнечного света, не до такой степени, как на меня, тем не менее, для тебя станет невозможным находиться на солнце без специальных солнечных очков.
Раздался стук сердца. Один. Второй. Джексон сделала глубокий вдох, потом медленный выдох.
— С этим я справлюсь.
Моя кровь течет в твоих жилах. Переливание? Она не будет оспаривать это, не будет спрашивать. Ей не хочется знать, как его кровь попала в ее вены.