Три мужа для Кизи - читать онлайн книгу. Автор: Елена Свительская

Отца моего разорвали дикие звери, когда он к брату в соседнюю деревню пошёл. Но то не единственная беда была из постигших семью нашу бед.

Вроде и тигров в ближайшие годы в наших краях не замечали. Некоторые подумали на разбойников, что лютовали на торговом пути. Хотя путь тот далековато от нас пролегал. А отец старосты, как раз забрёдший в нашу деревню после очередного своего паломничества, хрипло кричал, сидя на окраине деревни, открывая страшный свой беззубый рот:

– Ракшасы! Ракшасы пришли за нами, есть наших младенцев и насиловать наших женщин, пить их молоко!

И женщины, кто кормил детей молоком, побледнели и осунулись, много-много плакали, заламывая руки и молясь всем богам: несчастные боялись за своих детей маленьких и, может даже, что и за себя.

Хотя мужчины, да и сам староста, говорили, что то брехня, и старец совсем выжил из ума, слоняясь по джунглям и горам в одиночестве.

Но отец мой к дяде моему пошёл, чтобы помощи попросить: заступиться за меня и мою сестру. Чтобы брат его удочерил меня и её или хотя бы мою младшую сестру, или о том дальнюю родню, за городом жившую, упросил. Там-то нас не знают точно.

Здесь мне не видать жениха. И, боюсь, как бы сестрёнка моя не пострадала из-за меня.

А всё я виновата! Я! Я запятнала позором своё имя и имя моих драгоценных родителей!

***

Случилось то несчастье ещё шесть лет назад. Мне тогда было двенадцать, нет, почти тринадцать.

Мать меня послала за священной водой на реку. Потому что я старше, чем сестрёнка, и кувшин побольше донесу. А сестрёнка отправилась собирать коровий навоз, мешать его с сеном и на забор за домом лепить, а потом уже высохшие лепёшки собрать, да принести матери, печку растапливать. А мать штопала одежду отца, второе дхоти.

Мы с Ишой в лесу набрали плодов и выменяли плоды на кусок новой ткани у соседей. Матушка ещё тогда собиралась нарядить отца в новое и отправить приискивать мне жениха в соседних деревнях. Знамо же дело: если девочку замуж до четырнадцати не отдадут, то родители её в аду гореть будут. Все так говорят. И матери соседок наших так им говорили, когда выдавали замуж, а дочки плакали и не хотели уезжать в другую деревню.

Я тогда послушно взяла кувшин самый большой и к реке пошла. Мама, оглянувшись, просила кувшин другой взять, поменьше, а то как бы ни надорвалась я. Я знала, что от большого у меня потом руки будут болеть и плечо, но пошла. Надо привыкать к труду. На женщине хозяйство всё будет. Особенно, если меня в семью первой невесткой возьмут, старшей.

И пошла я с кувшином к реке. Одежда старая, но поверх длинной юбки и короткой блузы я вчера ещё обмотала новую дупатту. Шаль мне отец подарил, таинственно улыбаясь. Откуда взял, не ведаю. Но родители уже готовились искать мне жениха. Юбка была сиреневая, как и чхоли. А дупатта – ярко-оранжевая, расшитая маленькими зеркалами и серебряными нитками. Серебряными! Для меня! И, хотя ниток и узоров немного было, лишь по краям шали, я чувствовала себя роскошною женщиной, едва ли не царицей. Отец утверждал, что мастер, рисунок придумавший, бумагу с ним сжёг, чтобы ни у кого узор такой не повторился. Стал бы мастер так стараться для дочери земледельца? Наверное, просто отец меня хотел приободрить. А матушка мне в уши серьги новые вдела, золотые. И стеклянные яркие браслеты на руки, пару десятков. И ожерелье, из золота! Хотя и маленькое, тонкое, да всего один рубин был на нём, как капля кровавая. Правда, как царица я шла. Как невеста будущая. Красивая-красивая! Хотя и поскромнее, чем у дочек старосты. Но счастливая-счастливая. Я скоро стану взрослой. Даже странно.

Я шла, а ветер развевал мои густые волосы, чёрные-чёрные. Длинные. Волосами я заслуженно гордилась. И ветер этот делал жаркий день не таким уж страшным.

Но путь мой через рощу шёл, к реке.

И, замечтавшись, я споткнулась. Ногу я не проколола ничем. И не наступила на змею. Но лучше бы я и правда на змею наступила! Потому что треск драгоценной новой дупатты был страшным. Только-только в руки мне попала такая красивая вещь! А я… я порвала её!

В слезах побрела уже к берегу длинному. В слезах спускалась меж больших камней. Надо будет к соседке старой, доброй сбегать. Вымолить нить у неё оранжевую или кусочек серебряной. Я для неё сама лепёшки для печи из навоза буду делать, много-много дней! Если нить мне даст – я постараюсь зашить рваный край и узора завиток вышить на нём. Только, боюсь, что заметят родители. Вот отец шаль принёс – я тогда думала, что маме – а матушка так долго ею любовалась, да гладила по ней рукой. Запомнит. Точно запомнит. Узнает.

И в тот день, в тот час я верила, что страшнее быть и не могло. Глупая была. Но тогда я не знала моего будущего.

– П-погоди! – голос окликнул меня из-за камня, когда уже подходила к воде.

Мужской голос, незнакомый.

Напугано оглянулась.

Он лежал на берегу, на краю песчаной полосы, прислонившись к одному из больших камней. Молодой мужчина, точно не местный. Дхоти из парчи, с золотой каймою вышитой. Безрукавка поверх смуглой-смуглой, загорелой груди. А поверх безрукавки странное украшение: из золотых монет и с тремя клыками разными на шнурках-подвесках. В одном ухе была крупная серьга золотая, как полумесяц. А во втором ухе серебряная, с подвесками из двух клыков. Волосы распущенные, густые, чуть ниже пояса. Но грязные, спутанные. И… и, кажется, что слипшиеся от высохшей крови. Как и на мече в ножнах, что он прятал за ногой, но они выглядывали. Ох, точно кровь! Но самым жутким были глаза незнакомца. Чёрные-чёрные, холодные и насмешливые. Будто меня окатили холодною водой из источника.

– П-подожди, красавица! – прохрипел он, протягивая ко мне руку.

И сверкнул на ней, вылезшей из тени под солнечные лучи, широкий золотой браслет. Только со впаянным огромным клыком вместо камня внутри. Его край изогнутый выступал из браслета над запястьем, будто коготь хищного зверя. У какого зверя такие клыки?

Я застыла, глядя на странный браслет. Понять не могла, откуда этот воин? Слишком роскошно одетый, чтобы быть из разбойников. Слишком странно, чтобы из кшатриев происходить. Но воин определённо. Имеет право носить оружие. И взгляд как у тех воинов, что проезжали у нашей деревни: гордый взгляд, непримиримый.

– П-подойди! – прохрипел он.

И… вдруг закашлялся кровью.

– Д-дай воды! – уже умоляюще посмотрел, упорно стараясь поймать мой взгляд. – С-сам не дойду.

Вроде говорил с трудом. Или даже шипел как змея? Ох, что это за ерунда лезет в мою голову?! Ему плохо, надо помочь!

И я бросилась к воде, зашла по щиколотку. Наклонилась, зачерпнула воды. Невольно обернулась, посмотреть, живой ли ещё. И приметила странный взгляд, каким он по моей фигуре скользнул.