…Я лежала на бетонном полу, вытянувшись в струнку и, наверное, со стороны напоминала оловянного солдатика. У меня в детстве были такие солдатики-красноармейцы – некоторые мчались в атаку со знаменем, другие стреляли из винтовок, опустившись на одно колено, а один просто стоял. В галифе, гимнастерке, фуражке. Руки по швам, того и гляди честь отдаст…
Эрик сжалился надо мной, разрешил подстелить циновку, чтобы не было так холодно. Но что такое тонкий плетеный коврик против метрового слоя бетона?
Вот я и лежала, тихо постукивая зубами. На глазах моих была плотная повязка, я ее успела разглядеть в потемках: кусок мешковины, на котором красными нитками вышиты неизвестные мне руны. Я слышала мягкие шаги Эрика, он все ходил по кругу, время от времени чиркал спичками, зажигая свечи.
Гм. Все-таки непонятная штука, эта магия. К чему рисовать на полу пентаграмму, расставлять свечи, когда по-хорошему «одного движения воли достаточно»? Хотела спросить, но осеклась. Ученичество и опыт, не стоит об этом забывать. Был, правда, у меня еще один вопросец, который так и крутился на самом кончике языка…
– Эрик.
– Что тебе? – в хриплом голосе инквизитора я услышала раздражение и злость, но отступать не стала.
– Почему Шильонский замок?
Молчание в ответ. Мне даже показалось, что на пол высыпались с тихим шорохом спички из коробка, и вот ведь дурацкое состояние: свечи в черных канделябрах, пентаграмму на полу, пустой спичечный коробок я себе очень хорошо представляла – а вот лица Эрика, того, что на нем отразилось, вообразить не могла.
Он тихо вздохнул, наклонился и принялся собирать спички. И даже не стал спрашивать, откуда мне известно про серый замок на Женевском озере.
– Это очень надежное место, – донесся до меня тихий голос, – замок вырастает из скалы. А под фундаментом – подземелья… для обычных узников. Еще ниже, еще глубже… Нора, уходящая все дальше и дальше от поверхности. Она заканчивается тупиком, что-то вроде аппендикса… И в нем весь секрет. По неизвестной причине это место втягивает в себя ментальное поле всякого, кто туда попадет. Именно поэтому я не мог выбраться самостоятельно…
– Нет, ты не понял, – мне захотелось содрать проклятую повязку, встретиться взглядом с Эриком. Может быть, сейчас, именно сию секунду зеркала разбились, и я бы вновь увидела его таким, каким он был на самом деле?
– Я хотела спросить, почему Яков смог заточить тебя, но не смог убить. Избавься он от тебя тогда – и никаких проблем.
– А, вот ты о чем, – голос Эрика потускнел, сделался скучным, обыденным, – ну так в том и весь секрет ментальной формулы «Молота». Если бы Яков меня убил, то заклинание бы развалилось само собой, и он не обрел бы того могущества, о котором мечтал. Все просто. Он был бы давно мертв… как и я.
Вот как… Господи, по-дурацки звучит – но ребята инквизиторы, как говорится, «сообразили на троих». Как только один из живых компонентов будет уничтожен, все развалится само собой.
– Но если ты убьешь Якова…
– Значит, я смогу прожить еще лет пятьдесят, примерно до биологического возраста в восемьдесят лет – и отправлюсь на покой.
– Угу…
– Но не следует думать, что будет именно так, – Эрик вдруг усмехнулся, – как только Яков отправится в преисподнюю, по мою душу тотчас явится палач. Гм, Лера, ты ведь в курсе, кто в нашей теплой компании палач?
Он все ходил и ходил вокруг меня, словно не решаясь выполнить задуманное, я слышала шорох подошв о бетон, тихое дыхание, едва различимое потрескивание горящих свечей…
– Неужели ты думаешь, что Джейн тебя убьет?
– Я искренне в это верю, Лера. За долгие годы нашего совместного существования у бедняжки Джейн накопилось слишком много поводов для того, чтобы отправить меня на небеса.
– Эрик… – я помялась, – ты ведь знаешь , что она…
– Что она меня любит? – бодро звякнул голос инквизитора, – разумеется. Но точно также и ей ведомо, что я никогда не смогу относиться к ней как к женщине, а не как… к палачу.
Я вздохнула. А потом все-таки поинтересовалась:
– За что ты просил прощения у меня… тогда? Ты сказал, что я никогда не узнаю… За то, что делаешь меня таким же палачом, как и Мария?
– Нет, – он вдруг присел рядом со мной на корточки, легко дотронулся до тыльной стороны ладони, – но ведь ты об этом никогда не узнаешь. Не должна узнать…
А в следующее мгновение я почувствовала, как под ребрами зашевелилась боль – и как ее сестра-двойняшка устремилась у ней навстречу. Снаружи – вовнутрь.
Черт! А не пошел бы Эрик со своим ритуалом куда подальше?!!
Я вскинула руку, чтобы сорвать повязку… Вскинула бы – потому что не смогла и пальцем пошевелить.
– Эрик, ты же говорил… гад… что это… не больно?!!
Извиваясь, как червяк на крючке, я орала, пыталась выкатиться за пределы пентаграммы, за пределы круга из горящих свечей – и все это… мысленно. Ибо тело мое окаменело, горло стало картонным и неподвижным. А два червя, прожигая кислотой камень, все ползли и ползли навстречу друг другу, и когда встретились, все во мне, да и сама я – взорвалась сверхновой, горячей, воздушной.
Я увидела, как по зеленому полю шагает Яков. Он обернулся, по-прежнему без лица, по-прежнему с размытыми пятнами вместо кистей рук – и завыл, словно матерый волчище на луну, тоскливо и безнадежно.
С другой стороны над прошлогодней гарью планировал огромный ворон, все быстрее и быстрее, и его черные глаза отсвечивали парой гранатов.
А я замерла между ними, там, где заканчивалась обгоревшая земля, и начинал расти чабрец. Три точки, отныне связанные друг с другом. Трех точек достаточно, чтобы построить плоскость.
– Эрик! – я закашлялась, – Эри-и-ик!
Совершенно неожиданно я поняла, что снова могу шевелиться. Я содрала с глаз повязку, зло швырнула ее на пол, села – и не поверила собственным глазам.
Боже мой, да что же тут творилось? Смерч прошел, никак не меньше… Тусклая люминесцентная лампа под потолком осветила разбросанные, изломанные и гнутые восьмерками бронзовые канделябры, кляксы белого и красного воска на серых стенах, разбитый в крошку кусок гранита у меня в ногах…
– Эрик, – неуверенно позвала я.
И вдруг увидела его – инквизитор лежал в углу, скорчившись, в прожженном сером свитере, который все еще тлел… А изумруд в моем перстеньке… Господи, да он просто оплавился, застыл прозрачной каплей. И при этом на пальце ни следа ожога.
Я в сердцах выругалась. Прислушалась к собственным ощущениям. Под ребрами, как ни странно, не болело – может быть, заклинания Якова и Эрика как-нибудь друг друга нейтрализовали? Ох, вряд ли…
И, поднявшись, побрела к неподвижному инквизитору. Черт, ну надо же было с ним что-то делать… Не оставлять же в подвале, посреди этого хаоса.