Джек и Стивен проделали этот путь в одиночестве — мистер Блай и остальные вернулись на корабль. Они перешли мост и следовали за проводником по улице, ведущей прочь от реки. С одной стороны — лавки, посредине — открытые дренажные канавы, в которых резвились многочисленные юркие черные свиньи. С другой стороны тянулась стена французской миссии, и в сотне ярдов впереди они заметили Рэя и Ледварда, идущих под руку. Заметив их, Рэй сбежал: он промчался по улице, перепрыгнул канаву и спрятался в выбранной наугад одежной лавке. Ледвард продолжил прогулку с застывшим напряженным лицом. Стивен взглянул на Джека — никакой очевидной реакции, лишь тень угрюмости. Ледвард слегка отклонился от курса, прижался к стене, и они прошли мимо.
Педок, датанг и субстанции, гарантирующие ярко-красное и ярко-синее пламя, взвесили и запаковали в хлопковые мешочки, помеченные цветными веревками. По пути к морю они мало разговаривали, но на краю кратера (чарующе свежий воздух после затхлой, сырой и очень пахучей жары Прабанга) Стивен поинтересовался:
— Что ты чувствуешь в отношении этих двоих?
— Только отвращение.
— Ты не ударишь Ледварда, например?
— Нет, а ты?
Стивен задумался.
— Ударить его? Нет... по размышлении — нет.
Несколько минут, пока они шли по мягкой хрустящей лаве, прошли в тишине. Когда они миновали чахлое дерево, возле которого он встречался с клерком из Пондичерри Лесюером, Стивен поделился:
— Был бы мел под рукой, я бы отметил им этот день. Я получил то, что по моей линии может стать достойным ударом.
— Искренне этому рад, — признался Джек.
Он остановился, набрал воздуха в могучие легкие, сложил руку рупором и позвал «Эй, на «Диане»!». Наблюдая за отчаливающей шлюпкой, он добавил:
— Ни одного белого камня. Все черные, будто твоя шляпа. Но по крайней мере, можно открыть ящик «эрмитажа». Уверен, жара на него не повлияла.
Стивен, чье тело и душа согрелись «эрмитажем», послеполуденное время провел с главным канониром мистером Уайтом в носовой крюйт-камере и помещении для набивки картузов. Там, в относительной прохладе ниже ватерлинии, они измеряли, взвешивали и передвигали смертоносные маленькие бочонки туда-сюда.
— Уверяю вас, канонир, — повторял он, — вашим орудиям это не навредит. Капитан такой же смесью пользовался раньше, залп за залпом, из запасов покойного фейерверкера. Видел это собственными глазами — орудиям это вреда не причинило. К тому же цветной только для салюта. По мишеням стрелять будем вашим лучшим красным крупнозернистым для дальних дистанций.
— Ну, знаете, я как-то не уверен, — снова ворчал мистер Уайт, втихомолку пряча немного сурьмы с весов, — но если химикаты, да еще и китайские, не испортят орудие, тогда что его испортит? А испорченное химикатами орудие, да тем более китайскими химикатами, склонно взрываться.
Главный канонир с помощниками единственные на корабле пребывали в унынии. Большинству «диановцев» страшно надоело стоять на якоре, и они с удовольствием ждали визита султана. Конечно же, они надраили фрегат от киля до клотика. Теперь, приготовив четыре изящных высоких мишени, украшенных флажной материей на столь высоких шестах, на какие только смог расщедриться плотник, они тщательно работали зубилами над ядрами, чтобы неровности не заставили их отклониться от цели. Корабль заполнился мягким стуком молотков, прерываемым время от времени треском винтовки Фокса. Он стрелял по пню в двух кабельтовых от борта, попадая в него с примечательным постоянством. Али с подзорной трубой докладывал о летящих щепках почти при каждом выстреле. Еще одна винтовка под рукой ждала доктора Мэтьюрина.
Все были полностью готовы более чем за час, но пребывали в равном убеждении, что султан (иностранец же) опоздает, поэтому успокоились и наслаждались бесконечным ожиданием и спокойной роскошью ничегонеделания в парадной одежде, а также задувшим над стоянкой ветерком. Так что двухкорпусное проа с большой надстройкой, отошедшее от берега за сорок минут до назначенного времени и приближающееся под звуки труб и раковин в манере, бесцеремонной для кого угодно кроме правителя, вызвал у них неподдельное изумление.
Фокс, едва ли единственный не при полном параде, помчался вниз за мундиром, а Джек заметил первому лейтенанту:
— Если какой-нибудь криворукий содомит захотел бы предоставить придворным возможность застать нас со спущенными штанами, он не мог бы дать им лучшего совета.
Филдинг тревожно огляделся от носа до кормы, но все выглядело в порядке — тент натянут как надо, тросы уложены в плоские бухты, медяшка как на королевской яхте, матросы все бритые и в чистом, реи строго выровнены.
— Постучим по дереву, сэр, но, наверное, мы расстроим этого криворукого содомита. Думаю, гостей мы встретим, не покраснев от стыда. Но я, пожалуй, спущусь вниз и вразумлю доктора насчет его сюртука и парика.
Первым прибыл сам султан. Как и большинство малайцев, на борт он поднялся по-моряцки. За ним последовали визирь, многие советники и виночерпий. Встретили их ревом орудий, свистом дудок и обузданным великолепием военно-морского приветствия.
С подобными ситуациями Фокс и даже его коллеги справлялись превосходно. Они рассадили гостей под навесом, предложили им освежиться напитками, разумно приправленными джином или бренди по заранее условленным сигналам, и помогли Джеку и Филдингу провести их по кораблю. Джека особенно поразил разумный интерес султана ко всему увиденному, его понимание принципов крупномасштабной флотской архитектуры. Когда совершенно свободный малайский Фокса не справился с темой спиркетинга, висячих книц, кнехтов и якорных битенгов, султан моментально понял объяснения Джека, начерченные углем на палубе и подкрепленные жестами. Но именно орудия, восемнадцатифунтовые пушки и карронады с огромными жерлами, эти истинные «крушилки» ближнего боя, по-настоящему привели в восторг султана и его свиту. Даже на кротком, умном, пожилом лице визиря мелькнул хищный проблеск.
— Быть может, его высочество пожелает увидеть их в действии? — поинтересовался Джек.
Его высочество и вправду желало, и вся компания вернулась на квартердек. Прием пока что шел очень хорошо, и Джек был вполне уверен, что он пойдет еще лучше, когда корабль наберет ход. Недовольным остался один Абдул. Несмотря на то, что посланник, теперь осведомленный о положении дел, сделал ему необычайно ценный подарок, Абдул с самого начала упрямился. Когда разливали напитки, он вырвал из рук Киллика графин с такой грубостью, какая в других обстоятельствах неизменно привела бы к жестокому удару в ухо.
Теперь, осознав, что «диановцам» он вовсе не понравился, Абдул вел себя с такой нахальной игривостью, от которой даже признанные старые содомиты кок и сигнальный старшина неодобрительно качали головами. Султану лично пришлось остановить его, когда тот попытался дернуть вытяжной шнур одного из орудий на квартердеке. Когда буксировали мишени и протягивали тросы, он откалывал крайне оскорбительные коленца, открыто унижая Али, Ахмеда и прочих слуг-малайцев. Фокс, спеша вниз, оставил на барабане шпиля две своих винтовки, и теперь Абдул ухватил «Перде»
[29].