— Они тащат кабаляринг к канату, прикрепляют его сезнями.
— Где? Где? Не вижу!
— Конечно, не видите. Прямо впереди, перед клюзами, где тросы заходят на корабль. Под баком.
— А сейчас, — успокоил Стивен, — вы сможете наблюдать, как канат начнет ползти на корму, ведомый кабалярингом.
Джон Фоли, скрипач из Шелмерстона, вскочил на барабан шпиля. С первыми нотами матросы на вымбовках сделали первые шаги. После первых поворотов на шпиле появилось напряжение, и три баса и один чистый тенор запели:
Йо-хо-хо, шпиль идет кругом.
Давай-ка налегай,
Усерднее толкай,
Якорь поднимай,
Якорь поднимай.
Песню подхватил рев голосов:
Йо-хо-хо
Йо-хо-хо
повторенный пять раз, прежде чем троица вступила снова:
Йо-хо-хо, со дна поднимай.
Давай-ка налегай,
Усерднее толкай
Якорь из воды,
Якорь из воды.
— Вот ваш канат, — заметил Мартин после первых нескольких строк, гораздо громче прежнего.
— Действительно, — заметил Стэндиш. Посмотрев на то, как канат поднимается из воды, будто огромная мокрая змея, он продолжил: — Но он же не наматывается на шпиль.
— Конечно нет, — перекричал припев Стивен. — Он слишком толстый, чтобы его уложить вокруг шпиля. Более того, он весь в мерзком иле Тежу.
— Они отцепляют сезни и спускают канат сквозь главный люк в орлоп, где складывают его в бухты, — объяснил Мартин. — А потом спешат обратно с сезнями, чтобы снова прицепить канат к кабалярингу, пока он крутится.
— Какие они оживленные, — заметил Стивен. — Видите, как они усердно исполняют распоряжение капитана Пуллингса выбрать кабаляринг, то есть убрать слабину в той части, которая не тянет...
— А как они носятся с сезнями — Дэвис сбил с ног Плейса.
— Что эти люди делают с другим канатом? — поинтересовался Стэндиш.
— Вытравливают его, — быстро ответил Мартин.
— Надо понимать, что мы стоим на двух якорях, — продолжил Стивен. — Другими словами, нас держат два далеко отстоящих друг от друга якоря. Когда мы приближаемся к одному, натягивая его канат, второй нужно обязательно ослабить. Это делается вытравливанием. Но их работа почти закончена. Если не ошибаюсь, мы почти на панере. Говорю же, почти на панере.
Но прежде чем он смог убедить всех в правильности термина (все равно лучше любого, предложенного Мартином, и довольно точного), голос с бака доложил «якорь приподнялся», на что Джек со всей силы скомандовал: «Выбирай дружно». Вытравливавшие трос матросы помчались к вымбовкам, скрипач заиграл невероятно быстро, и с резким хриплым «йо-хо-хо» они оторвали якорь от грунта и подняли его к клюзам.
Последовавшие операции — крепление кат-талей к якорному рыму, подъем якоря к кат-балке, его закрепление, перенос кабаляринга на другой канат (что требовало, разумеется, вращения в другую сторону) и многое другое — оказались слишком быстрыми и, возможно, слишком непонятными, чтобы разъяснить до того, как Джек скомандовал «С якоря сниматься!» и музыка возобновилась. На этот раз они пели:
Поднимем мы его наверх,
О, Криана!
Прямо туда, где петух кричит,
Протащим через гору.
Им аккомпанировали высокие мелодичные звуки дудки.
Корабль легко и уверенно двигался по воде (прилив набирал силу), и Вест крикнул с бака: «Панер, сэр»
— Он имеет в виду, что мы прямо над якорем, — объяснил Стивен. — А сейчас вы кое-что увидите.
— Отдать марсели, — скомандовал Джек едва ли громче своего обычного голоса.
И ванты сразу потемнели от несущихся наверх матросов. Больше приказов он не отдавал. «Сюрпризовцы» навалились, отдали паруса, выбрали шкоты, подняли и обрасопили марсели в полном единении, будто бы вместе прошли долгое плавание. Фрегат набрал ход, поднял якорь с грунта и мягко пошел вверх по Тежу.
— Если приведете его к одному из причалов в среднем течении так, чтобы я успел пообедать на площади Черной лошади, получите пять гиней сверху, — пообещал Джек, передавая корабль лоцману.
— К трем часам? — уточнил лоцман, посмотрев на небо и за борт. — Думаю, это возможно.
— Даже пораньше, если можно, — попросил Джек.
Во многом он был старомоден, как и его герой Нельсон. Все еще носил длинные волосы, заплетенные в сложенную косичку, а не стригся коротко будто Брут. Двууголку носил поперек, а не вдоль. А обедать предпочитал в традиционные капитанские два часа дня. Но традиции его подводили, флотские манеры стали подражать сухопутным, а там обед в пять, шесть или даже семь часов стал обычным делом. В море большинство пост-капитанов, особенно если принимали гостей, обедали в три. Желудок Джека в консервативности превосходил даже его разум, но он приучил себя терпеть в приемлемо хорошем настроении до половины третьего.
Матросы получили обед (два фунта соленой говядины, фунт сухарей и пинту грога), как только корабль прошел самую опасную часть отмели. Кают-компания пообедала в час дня (Джек учуял необычайно вкусную жареную баранину). Когда слева по носу показалась башня Белем, офицеры поднялись на палубу, румяные и довольные, посмотреть на башню и на сам белеющий впереди Лиссабон.
Джек спустился вниз, чтобы попробовать утихомирить внутреннего волка галетой и бокалом мадеры. Там он обнаружил Стивена, сидящего над альманахом и листком с какими-то вычислениями.
— Рискну предположить, что ты пытаешься вычислить, когда нас подхватит пассат. Присоединишься ли ко мне с бокалом мадеры и галетой? Завтракали мы очень рано.
— С удовольствием. Но пассаты я целиком оставляю тебе. Я высчитываю, в день какого святого скорее всего родится моя дочь. Такие вещи не предскажешь с точностью до дня, и даже до недели, так что приношения придется распределить по многим святым. Но какие облака ладана взметнутся вверх в наиболее вероятный, наиболее правильный с точки зрения медицины день! Какие горы чистейшего пчелиного воска! А посмотрев альманах, я обнаружил, что в день святой Евдоксии, в который эфиопские копты так странно воспевают Понтия Пилата, должны были бы повесить Падина, если бы не твоя великая доброта. Закажу для него мессу, как только окажемся на берегу.
— Уверяю тебя, никакой великой доброты. Когда я пришел, встретили меня очень угрюмо — думали, я хочу синекуру или место при дворе для друга. Когда же я рассказал, что речь идет всего лишь о жизни матроса, то они изумительно обрадовались, рассмеялись, сказали мне, что последние дни стоит прекрасная погода, и сразу же отдали бумагу. Но скажи, почему ты так уверен в том, что Диана разрешится от бремени девочкой?