Миссия в Ионическом море - читать онлайн книгу. Автор: Патрик О'Брайан cтр.№ 19

- Мама дорогая, - резюмировал глубоко пораженный Грэхэм.

- Именно, сэр, - согласился Стивен. - Один фунт пороха стоит шиллинг десять пенсов и еще фартинг, выходит солидная сумма.

- Двадцать, девятнадцать и пять, - произнес Грэхэм. - Двадцать английских фунтов, девятнадцать шиллингов и пять пенсов.

- Так что, как понимаете, капитаны стараются покупать порох отдельно по наилучшим ценам. Конкретно наш приобретен на фабрике фейерверков, потому и цвет необычный.

- Значит, никакого обмана не планировалось?

- Est summum nefas fallere. Обман - ужасное зло, дорогой сэр.

- Ваши слова весьма остроумны, это бесспорно, - Грэхэм пристально посмотрел на него, затем его мрачное лицо озарилось несколько искусственной улыбкой, - но использование подложных знамен, французского флага, определенно имело целью привлечь противника ближе, чтобы потом его легче уничтожить, и это почти удалось. Мне кажется, можно было поднять сигнал бедствия или притвориться, что мы сдаемся. Тогда враг подошел бы еще ближе.

- Для моряка некоторые ложные сигналы неприемлемее других. На море существуют совершенно четкие границы нечестного и обманного поведения. Морской офицер без зазрения совести может поднять ложный флаг, показывая, что он француз, но никогда и ни за что не должен поднимать флаг, показывая, что налетел на скалы, и не должен спускать флаг, а затем драться снова, ибо тогда ему грозит всеобщее осуждение. Против него будет весь мир - весь морской мир.

- В любом случае исход один, обман есть обман. Я бы с готовностью поднял флаги всех цветов, если бы это приблизило падение злодея хотя бы на пять минут. Я имею в виду самопровозглашенного императора Франции. В войне нужно предпринимать эффективные действия, а не выражать нежности или обсуждать относительные достоинства того или иного притворства.

- Согласен, нелогично, - ответил Стивен, - но таков моральный закон в восприятии моряка.

- Восприятие моряка, - повторил Грэхэм. - Мама дорогая.

- В этом есть своя логика, - заметил Стивен. - Конечно, некоторые статьи Военного устава нарушаются с чистой совестью. Например, брань строго запрещена, но мы ведь каждый день слышим страстную, ничем не сдерживаемую речь, иногда даже богохульства и непристойности. Сюда же относится спонтанное битье матросов, которые, как может показаться, слишком медлительны. Мы это называем побиванием камнями. Вы увидите достаточно подобных вещей даже на борту нашего судна, на котором вообще более гуманные порядки, чем на других кораблях. Как бы то ни было, все эти нарушения и многие другие вещи, например, воровство, то есть кража корабельных запасов, или пренебрежение церковными праздниками - все это имеет свои границы. Переступать эти границы смертельно опасно. Моральные нормы моряка могут казаться странными для сухопутного обитателя, временами даже причудливыми, но, как мы знаем, иногда одной только разумности недостаточно и, как бы нелогична ни была эта система, она позволяет морякам управлять их сложнейшими механизмами, элементы которых, сырые, капризные и буйные зачастую представляют опасность.

- Меня всегда удивляла скорость, с которой они управляются, - сказал Грэхэм. - Мне приходят на ум слова одного моего друга, который писал об этом. Он отметил, как вы правильно заметили, сложность всего механизма - бесконечные веревки и тросы, паруса, различные силы, влияющие на эти паруса, навык, необходимый, чтобы управлять всем этим и направлять судно туда, куда необходимо. Но какая жалость, по его словам, что столь важное, столь сложное и тесно связанное с постоянными законами механики искусство так рьяно защищается его обладателями, что это искусство, будучи не в состоянии развиваться дальше, должно погибать со смертью каждого из них. Ведь у них нет образования, следовательно, матросы не могут облечь свои навыки в мысли. Можно сказать, что само мышление едва ли им доступно. И, конечно, они просто не в состоянии выразить или передать другим свои интуитивные познания. Искусство, появившееся исключительно в силу привычки, мало отличается от инстинкта. В общем, мы можем ожидать дальнейшего развития этого искусства с тем же успехом, что и развития пчел или бобров. Этим видам недоступно развитие.

- Возможно, - улыбаясь, заметил Стивен, - вашему другу не повезло в его знакомстве с мореходством, как не повезло ему в опыте с пчелой. Конечно, все математики признают, что ее строение геометрически совершенно и, следовательно, невосприимчиво к улучшению. Но оставим пчелу в покое. Я сам встречал мореходов, которые не только активно улучшали свою машину и искусство управления ей, но и горели желанием передать другим свои знания. Я помню истории о капитане Бентинке и его вантах и треугольных курсах, о недавно изобретенном руле капитана Пекенхэма, о фальшивой мачте капитана Болтона, об улучшенных "железных конях", собаках, дельфинах, мышах, пудингах...

- Пудингах, сэр? - воскликнул Грэхэм.

- Пудингах. Мы протягиваем их перпендикулярно гамбрилям правого борта, когда плывем против попутного ветра.

- Гамбрили правого борта... против попутного ветра... - повторил за ним Грэхэм, и с неясной тревогой Стивен вспомнил, что у профессора необычайно хорошая память. Он мог цитировать длинные куски текста, называя соответствующий том, главу и даже страницу. - Моя безграмотность удручает. Конечно, вы, как старый опытный мореход, понимаете все эти вещи.

Стивен поклонился и перевел разговор в более безопасное русло:

- Не говоря уже о бесчисленных устройствах для определения скорости судна путем вращающегося флюгера или измерения давления океанских вод - такие же хитроумные приборы, как и перегонная машина с двойным дном. Кстати говоря, расскажите, какие требования предъявляются англиканскому священнослужителю? Обучение в семинарии, богословские уроки?

- Полагаю, ему нужно получить степень в одном из университетов и, разумеется, епископ должен посвятить его в духовный сан. Мне кажется, более от него ничего не требуется, ни семинарии, ни богословских уроков. Однако я уверен, что вы больше меня знаете об устройстве англиканской церкви, так как я, как и большинство моих соотечественников, пресвитерианин.

- Не больше вашего, ведь я, как и большинство моих соотечественников, католик.

- Неужели? Я думал, королевские офицеры должны отречься от Папы.

- Так и есть, но это касается офицеров с патентами, а врачей назначает Военно-морской комитет. А я не отрекался ни от кого, что меня вполне устраивает. С другой стороны, без отречения от Епископа Рима едва ли я когда-то стану адмиралом и подниму собственный флаг. Амбициозная карьера морского офицера мне не светит.

- Не понимаю, а разве джентльмен от медицины вообще может стать адмиралом? Ну, конечно, вы любите подшутить, понимаю, - шутки, однако, были не по нутру профессору Грэхэму. Казалось, он несколько обиделся, словно его не воспринимали всерьез, и немного погодя откланялся.

Однако на следующий день профессор вернулся и вместе со Стивеном рассматривал побережье вблизи мыса Рока. "Ворчестеру" пришлось потесниться, чтобы освободить место для "Брунсвика" и "Голиафа", затем Пуллингс накренил корабль для очистки и покраски правого борта. В один из таких дней какой-то особый свет, а не просто ярчайшее солнце, вызвал игру красок: на "Аламеде" играл военный оркестр, чьи медные инструменты сверкали золотом, а через сады во все стороны по Гранд-Парад двигались нескончаемые толпы красных и синих мундиров и одетые в самые разнообразные наряды гости из Европы, Марокко, турецких колоний в Африке, Греции, Леванта и дальних восточных земель. Белые тюрбаны, бледные, голубоватые одежды танжерских коптов, темно-красные, с широкими полями соломенные шляпы берберов, черные одеяния магрибских евреев - все они мелькали взад и вперед среди деревьев, смешиваясь с высокими маврами и неграми, греческими матросами в фустанеллах ^[13], каталонцами в традиционных красных шапочках и щуплыми, одетыми в зеленое малайцами.