— Простите, сэр, — ответил Ягелло, — но я не могу. Это так невежливо. И так тяжело, ну вы же понимаете — все эти слёзы и упреки. Может быть мистер Пелворм будет столь любезен? Он знает даму, да и по-шведски говорит. Мистер Пелворм женат.
— Так вы знакомы с той леди, мистер Пелворм?
— Издалека, сэр, издалека. Я просто видел её раньше. Кто же, бывая в Карлскруне, не посещал театр? Возможно, говорил с ней раз или два, просто чтобы скоротать денёк, вот как и сейчас, когда она поднялась на борт, но только в присутствии офицеров. Эта особа известна всем и каждому как «Наслаждение Джентльмена». Кроме того, мне сказали, что она теперь пассия губернатора... поющая шлюшка, которая весьма прилично стоит, как бы сказал поэт. Но если вы ходите, чтобы я сбагрил её на берег, сэр, я тут же с ней поговорю — поговорю с ней словно строгий голландский дядюшка.
— Именно, мистер Пелворм, — кивнул Джек. — На военном корабле женщинам не место.
Пелворм кивнул и тяжёлым шагом отправился вниз, напустив на лицо суровое, твёрдое и отчасти жестокое выражение.
Возможно и поющая шлюшка, но когда самые невозмутимые и испытанные матросы средних лет на шлюпке везли её к берегу, по отношению к «Ариэлю» она выражалась жёстко и отнюдь не музыкальным голосом.
— Что она там говорит? — спросил Стивен.
— Чресла развратные, а сердце что камень, — ответил Пелворм. — Это из стиха.
— Но ведь это ложь. Она о моих чреслах ничего не знает и никогда их не видела, — со своего наблюдательного пункта позади бизань-мачты воскликнул Ягелло. — Я её не приглашал и молил меня покинуть.
— Если бы все проблемы решались так просто, — пробурчал Джек, наблюдая как Наслаждение всё сильнее уменьшается в размерах. — Мистер Фентон, мы можем пристать к «Юноне» и забрать гичку по пути.
— Трусы, — пробормотал Стивен, глядя на Джека и Ягелло. — Ничтожества. — Осмотрев палубу, он заметил, что кроме нескольких ухмыляющихся увальней, большинство выглядело пристыженными и встревоженными.
— Вот ведь что любопытно, — сказал Джек Стивену за завтраком. — Я знал, что Ягелло отправился на берег пока мы были на борту флагмана, и он вернулся не ранее чем за полчаса до того, как три юных дамы прибыли на шлюп. Две из них – дочери шведского адмирала — на удивление милые, со слов Хайда, — а третья эта самая сражающее наповал Наслаждение. Но хоть ты режь, не пойму, что они все в нём находят? Он прекрасный малый, конечно же, но ведь ещё так юн. Сомневаюсь, что даже бреется чаще раза в неделю. А кроме всего прочего, весьма походит на девушку.
— Кажется, об Орфее говорили так же. Но это не помешало женщинам растерзать его на куски.
Увы, его голова, безбородая голова, плыла по Гебру вместе со сломанной лирой.— О боже, вот и полковник, — схватив свою чашку и тост, Джек бросился на палубу.
Там он и провёл большую часть дня. Морось окончательно рассеяла туман и заставила полковника отсиживаться внизу. И хотя конвой не намеревался отправляться в путь до самого вечера, «Юнона» попросила Джека занять позицию в середине колонны, а продвижение «Ариэля» вместе с транспортами через всё это скопление судов с лёгким и переменчивым ветром заняло очень много времени, в основном из-за того, что «купцы» лежали в столь случайном и причудливом порядке, будто их капитаны не могли отличить сено от соломы, а правый борт от левого. Как бы то ни было, капитан Обри встретился с полковником за обедом, когда кают-компания пригласила обоих на это благородное действо, и Джеку пришлось около часа терпеть пытку французским, в основном, насколько он понял, относительно женщин д’Ульястрета, целых батальонов женщин, со слов последнего, как холостых, так и замужних, включая некоторых весьма милых особ.
Из Риги пришли последние участники конвоя, а с ними и свежий норд-остовый бриз. «Юнона»
тревожно вела подсчеты, едва делая паузу в поднимаемых сигналах и получая бессмысленные или противоречивые ответы, особо акцентируя внимание на пушках. Во все стороны сновали шлюпки, чтобы передать пожелания своего капитана, прорычав их прямо в ухо. Наконец организация столь огромного конвоя подошла к концу, и «Юнона» дала команду сниматься с якоря. Появились тысячи и тысячи парусов, серое небо бухты стало казаться светлее, и суда двинулись тремя бесформенными частями, мягко скользя в ночи со скоростью самой медленной, неуклюжей, неукомплектованной, перегруженной пинки из Корка.
Несмотря на то, что все суда несли огни на топах, эти аморфные группы к рассвету ужасно расползлись, однако задувший норд-ост согнал их в какое-то подобие порядка и к закату доставил к труднопроходимому каналу Фемарн. Затем ветер внезапно зашёл в зюйду и стал попутным для ещё более сложного пролива Лангеланн. Ночью они пробрались через длинный канал, едва притрагиваясь к парусам или брасам. С берега открывался удивительный вид, будто на небе высыпало бессчётное количество ярких звёзд, которые к тому же отражались в море. Они шли с ветром, который удерживал вражеские канонерки в порту и единственным несчастным происшествием стала дьявольская попытка одного «датчанина» проникнуть в колонну в надежде захватить отбившееся судно и быстро увезти его в Сподсбьерг. Однако, его обнаружили. Сигнал о присутствии чужака заставил шлюп в конце конвоя ринуться вперёд, и хотя «датчанин» и впрямь рванул в Сподсбьерг, но рванул туда в одиночку, с изорванными парусами и пятью зияющими брешами в корпусе выше ватерлинии, а весь причинённый им урон состоял в том, что трое «купцов» в панике навалились друг на друга бортами и их пришлось взять на буксир.
Это произошло в полночь, и так далеко от головы растянувшегося конвоя, что на «Ариэле» едва ли об этом знали. Когда серый дождливый рассвет осветил ещё более серое море, авангард уже вышел из Большого Бельта, оставив остров Зеландия едва виднеться на правом траверзе, а Фюн теряться в дождевой дымке далеко слева.
— Что ж, мистер Пелворм, — стряхивая влагу с промокшего бушлата и разглядывая плотным потоком несущиеся с юга облака сказал Джек, — боюсь, вы ошиблись насчёт того ветра с норда.
— Не буду жаловаться, сэр, — ответил Пелворм. — Что бриз, что переход, о таких можно только мечтать — ответ на молитвы юной девы, как сказал бы поэт. И рискну предположить, нас несёт прямо в Каттегат. Помяните моё слово, сэр, тот ветер ещё придёт, я лишь надеюсь, что мы успеем с наветра обойти Скаген. Не стоит отправляться в плавание в пятницу, да ещё тринадцатого числа,с женщиной на борту, и если не дует ветер. Я ничуть не суеверен. и мне всё равно, если кошка перебежит дорогу, да и гадание на кофейной гуще оставляю миссис Пелворм, но ведь очевидно, что все эти морские приметы не берутся из головы, откуда-то же они взялись. Дыма без огня не бывает. Кроме того, барометр всё ещё падает, но даже если бы не падал, пятница есть пятница.
— Что ж, может быть. Но по большей части эти знаки — много слов, да нет волков.*8]
— Разве там не о шерсти говорится, сэр?
— Да ладно, мистер Пелворм! — Джек в голос рассмеялся. — Кто бы стал часто кричать «шерсть»?
Какой в этом смысл? В шерсти нет никакой угрозы, знаете ли, вот вам моё слово, и лучше просто не скажешь. Нет, ваши приметы о грозящей беде — а они были и перед Гримсхольмом, и посмотрите как всё вышло, — это всё крики, где волками и не пахнет. Хватит с меня примет, — капитан ухватился за кофель-нагель. — А вот падающий барометр — совсем из другой оперы. Тут речь идёт о науке.