И еще этот голос… Ильверс подумал, что знает его. Кажется, голос принадлежал…
Тиннат. Лисице Тиннат.
Дэйлор с трудом разлепил веки. Вокруг было темно и сыро; где-то капала вода. Потом из мрака выплыло бледным пятном лицо Тиннат; на скуле багровел свежий кровоподтек.
– Ты говорил страшные вещи, пока валялся без памяти, – сказала она, – пить хочешь? Думаю, жар скоро спадет.
Сделав над собой усилие, Ильверс приподнял голову, огляделся.
– Где это мы? – слова давались тяжело, будто язык отказывался ворочаться.
Лисица вздохнула.
– Мы у Красавчика. Он ждет, когда ты, наконец, очнешься, чтобы обсудить с тобой кое-что. Все-таки неплохо быть магом; если бы не это, то ты бы уже давно отошел к своим богам…
Ее лицо вдруг осветила улыбка. Наклонившись к Ильверсу, так, что слипшиеся пряди волос коснулись его щеки, Лисица прошептала:
– Я знаю, что ты сделал для меня. С этих пор моя жизнь и мое оружие – твои… Но ты все-таки допустил одну-единственную ошибку – не догадался обернуться и посмотреть, а не подкрадывается ли кто сзади?
Ильверс ничего не ответил. Затем, облизнув губы, напомнил про воду.
Этого добра было предостаточно; Тиннат благоразумно собирала ее в большую жестяную кружку. Он отхлебнул глоток, и почувствовал себя чуть лучше. Затем, оглядев Тиннат, заключил, что как раз-таки она выглядит наиплачевным образом: одежда порвана, на белой коже чернеют синяки, а кое-где – и свежие ссадины. Лисица поймала его взгляд и кисло улыбнулась.
– Я и говорю, что хорошо быть магом. Уж тебя-то они и пальцем не тронули, только обыскали – чтобы никаких ингредиентов заклятий не осталось. Да у тебя их и не было!
– Сколько… времени прошло? – осторожно поинтересовался Ильверс.
– Два дня. Томми, небось, с ног сбился, весь Алларен переворошил. Да вот только откуда ему знать, что мы здесь – и живы?
Тиннат шмыгнула носом и, смутившись отчего-то, стянула у горла разодранный воротник. А Ильверс смотрел, смотрел на нее… И думал о том, что будь он прежним, наверняка бы обнял, прижал к груди и успокоил эту измученную женщину. Ему-то и сейчас было ее жалко, но жалость получалась какая-то бесцветная, тусклая, словно разбавленная водой краска. И такое неполноценное ощущение раздражало.
Дэйлор сел на полу, пощупал затылок – под волосами напухла шишка весьма внушительных размеров.
– Мы отсюда выберемся, – уверенно сказал он, – а компоненты заклятий мне не нужны. Я же дэйлор, ты забыла?
Тиннат кивнула.
– Честно говоря, я только на это и надеялась.
Воцарилось недолгое молчание, которое снова прервал Ильверс.
– Кто тебя бил?
– А тебе-то какая разница?
Она резко отвернулась, но Ильверс все-таки заметил, как задрожали губы.
– Скажи мне. Будет правильно, если они отправятся к предкам.
– Разве?
– Думаю, да.
Тиннат шмыгнула носом.
– Тогда, маг, тебе надо зайти к Красавчику. Может, заодно и мой меч заберешь…
– Хорошо.
Дэйлор закрыл глаза, сосредоточился. Силы вокруг было предостаточно, чтобы вымыть боль в голове, и, почувствовав себя вполне здоровым, Ильверс поднялся на ноги.
Они находились в маленьком погребе; тусклый свет едва сочился сквозь вентиляционное отверстие под потолком. А люк наверху был, как и следовало ожидать, закрыт – и не просто закрыт, а придавлен чем-то тяжелым.
– Пойдем, – сказал Ильверс, – заберем твой меч.
* * *
В тот день у Красавчика было омерзительное настроение. С утра он размял кулаки на знаменитой Лисице, о которой ходили легенды среди ночных братьев Алларена, но от этой наиприятнейшей процедуры солнце не стало ярче, а горка золотых монет – больше. Даже получасовое развлечение с одной из наложниц не улучшило положения дел.
Поэтому после обеда Красавчик мрачно сидел в спальне и занимал себя тем, что ел вишневое варенье и плевался косточками в стену, тщетно пытаясь попасть в высохшие останки раздавленного когда-то таракана. Получалось плохо. Словно этот давно убитый таракан все еще умудрялся отползать в сторону от летящего орудия мести.
Наконец, придя в состояние крайнего раздражения, Красавчик запустил в стену всю вазочку с недоеденным вареньем и, ругнувшись, распахнул дверь в коридор.
– Эй, парни! Волоките сюда того мага, будь он неладен! Я его живо приведу в чувство… И девку, девку давайте сюда!
Его охрана, насчитывающая троих ночных братьев, не пошевелилась. Они как сидели, привалившись к стене, так и остались сидеть.
– Спите вы, что ли? Остолопы!
Красавчик размахнулся и пнул ближайшего детину, но тот, вместо того, чтобы испуганно вскочить на ноги, начал медленно заваливаться набок, как тюк соломы.
– Эт-то еще что?..
Он не договорил. Приоткрыв рот от изумления, смотрел, как из-за угла медленно появился высокий мужчина. А за его спиной, гаденько ухмыляясь, скользила бесшумно Лисица Тиннат.
– Маг? – прохрипел Красавчик.
Он судорожно пытался понять, когда и где допустил ошибку, и почему чародей, не имея под рукой никаких компонент к заклинаниям – ну, всяких там жабьих голов или птичьих лапок – столь неожиданно оказался на свободе. Мелькнула мысль о том, что надо бы попробовать договориться с ним, заключить выгодную (разумеется, взаимно) сделку, но… Красавчик не успел.
Воздух сделался вязким, как клейстер; Красавчик потянул его в себя и с ужасом осознал, что не может сделать ни единого вдоха.
Прошло мгновение. Другое. Перед глазами замельтешили разноцветные пятнышки; грудь разрывалась от напряжения. Красавчик и сам не заметил, как очутился на полу.
Сверху к нему наклонилась Тиннат, и холодное торжество в ее глазах было последним, что он увидел.
* * *
Вечером того же дня Томми Ловкач закатил грандиозную пирушку в честь Ильверса. Были приглашены только избранные – самые лучшие, по мнению Ловкача, воры и убийцы его двора, а также те, кто раньше служил Красавчику, и пришел присягнуть на верность Томми.
Ибо земли, которыми заправлял убитый хозяин двора, по закону все тех же ночных братьев, перешли к победителю. К Ловкачу, то есть.
Виновник торжества, Ильверс – Маг-Ходячая-Смерть, едва дождался момента, когда смог улизнуть в свою комнату; голова трещала от духоты, от запахов пота и кислого вина. Желудок – по причине обильной пищи и того же плохонького винца, недовольно сжимался, грозя вывернуть все съеденное обратно.
Поэтому Ильверс не без удовольствия растянулся на кровати, закрыл глаза и провалился в душный, изматывающий сон. Странные слова крутились в голове, он не помнил, где раньше мог их слышать. Не иначе, ожила память Предков, и подсовывала совершенно ненужное теперь знание.