– Ко мне! – рявкнула она, – живо!
В следующий миг Лан-Ар спиной ощутил обжигающий холод. Едва соображая, что делает, ийлур оттолкнулся от земли, тяжело, мешком свалился под ноги Нитар-Лисс. Но внутри все пело, ликовало: жрица Шейниры ударила по тому неведомому, что пожирало оазис. Отнюдь не по своему попутчику.
– Совсем из ума выжил, – свирепо сказала она, – еще я на тебя не тратила собственную кровь.
И указала Лан-Ару за спину.
– Там был кто-то… живой.
Он оглянулся – оазис замер и больше не шевелился. Только поваленные деревья намекали на то, что вся эта зелень едва не уползла на обед твари Лабиринта.
– Я не была уверена, что ему хватит оазиса, – хмуро добавила ийлура. – Пойдем дальше, мой бесстрашный воин.
И усмехнулась.
Лан-Ар ничего не ответил. Покровители! Вел себя, как мальчишка, как распоследний дурак…
«Но с другой стороны, ты ведь знаешь, что она тебя рано или поздно убьет?» – прошелестел над ухом бестелесный голос. Ийлур резко обернулся – естественно, никого. Только черные громады, вздымающиеся к лиловому сумеречному небу.
* * *
На ночлег…
Они остановились у встопорщившейся базальтовой плиты, похожей на гребень щера. Не было ни костра, ни ужина – просто сели, прижавшись боками друг к другу и долго смотрели на россыпи звезд. Сколько им осталось идти вместе? Лан-Ар не знал. Нитар-Лисс тоже скорее всего имела смутное представление о том, насколько близко – или же далеко – от них Вечный Сад.
– Знаешь, мне хорошо с тобой, – вдруг сказала темная жрица, – сидеть вот так, ни о чем не думая и ни о чем не заботясь.
Лан-Ар вздрогнул. На сумеречном дне сознания шевельнулся, оживая, давешний сон. Ее слова… проклятье. Похоже, все повторялось.
Под его рукой мелко вздымались худые плечи Нитар-Лисс, она дышала часто-часто, как будто уже и не осталось сил на глубокий вздох. Ийлур наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо.
«Может быть, теперь я увижу правду?»
Ее фарфоровая кожа мягко белела во мраке, принимая в себя хрустальный свет небес.
Под сердцем кольнуло, и тут же заскреб иглами-коготками страх.
«Пресветлый Фэнтар, убереги от сумеречных теней Лабиринта».
Лан-Ар тряхнул головой. Стоп. То кошмарное сновидение наверняка было предупреждением, словно некая сила – пока неизвестная, до могущественная – заботится о нем… И вот сейчас…
Наперекор всему, стало тепло и уютно. Как будто снова очутился в давно ушедшем детстве, и взбирался на спинку кровати, чтобы, раскинув руки, полететь над светлым дощатым полом.
Что там приключилось во сне после этих коротких мгновений вернувшегося счастья? Он помнил, причем слишком хорошо.
Время стремительно утекало. А Лан-Ар… Продолжал сидеть, будучи не в силах пошевелиться. – «Ты как будто сам ждешь удара жертвенным ножом!» – «Но разве я могу что-то изменить?»
– Я тебя люблю, – прошептал он одними губами.
– Ой ли, – Нитар-Лисс взглянула на него исподлобья и криво улыбнулась, – ты сам-то в это веришь? Меня нельзя любить, я же темная ийлура.
…И даже это ничего не изменит? Жрица снова оказалась права. Произнесенные слова не были правдой, всего лишь зацепкой, попыткой отвлечь ее от того, что она могла и – скорее всего – собиралась сделать.
Он заметил, что жрица одной рукой рассеянно крутит медальон, а вторая, свободная, скользнула к бедру – где спал в ножнах ее ритуальный нож. Лан-Ар опять вспомнил раскачивающуюся на сквозняке паучью тень… И еще миг укатился слезой в бесконечность.
– Нитар-Лисс, – пробормотал он, – я…
– Ш-ш-ш-ш. Не нужно было ничего говорить.
Он почувствовал, как темная ийлура бесшумно достала ритуальный нож.
«Но я не могу ее убить!» – крик боли уже рвался из горла.
Ведь исчезни Нитар-Лисс, что останется от него самого?
«Глупости. Ты сам и останешься. Она – ничто, дурной сон, которого могло и не быть».
– Кто это сказал? – он растерянно взглянул на жрицу и в ее глазах прочел свой смертный приговор.
– Ты о чем? – ийлура непонимающе улыбнулась, – спи, что ли… Я посижу…
И удобнее перехватила обсидиановую рукоять.
«Я не могу…» – сердце сжалось, зашлось плачем.
– Нитар-Лисс…
– Да?
«Я хочу… всего лишь жить».
Ее рука с ножом метнулась к Лан-Ару, но… Он знал. И потому опередил. Лезвие кинжала мягко, словно в масло, погрузилось в живот темной ийлуры; Лан-Ар вскочил, отталкивая ее от себя, уже выискивая взглядом ритуальный нож… Лезвие, блестящее под звездами.
– Идиот!.. – прохрипела жрица, – какой же идиот…
Лан-Ар непонимающе уставился на ее руку, в которой вместо смертоносного клинка Шейниры был зажат носовой платок.
И дыхание застряло в горле.
Он упал на колени рядом с ийлурой, сжал ее лицо в ладонях. – «Боги, помогите ей. Не умирай, только не умирай…»
Но во взгляде Нитар-Лисс медленно угасала такая ненависть, что Лан-Ар невольно отшатнулся.
– Будь ты… проклят… – донесся до него сдавленный шепот.
Она начала бормотать что-то на языке синхов. Обращаясь к Темной Матери, Призывая ее силу, Покрывало Шейниры… И тогда Лан-Ар побежал.
* * *
Ийлур не знал, сколько минут – или часов – прошло. Над Лабиринтом по-прежнему плыла ночь, подмигивали звезды, и водили молчаливые хороводы базальтовые стражи. Казалось, не изменилось ровным счетом ничего, и все же…
Хватая ртом воздух, Лан-Ар прижался лбом к теплому изгибу камня. Перед глазами все кружилось, сердце зашлось в безумных спазмах. Покровители! Все как будто повторялось. Ведь совсем недавно… Лан-Ар вспомнил, как пытался бежать из Хатрана. Точно также стоял, задыхаясь от ужаса, и не знал, что делать, потому что по следам шли храмовые ищейки, а он, храмовый раб, оставил в келье мертвого, зарезанного хозяина. Но тогда – он ушел от погони, попал в руки работорговцев, а затем в Альдохьен. И там на помост поднялась к нему божественно красивая женщина в темно-синем платье с белым воротником. Тогда и началось это безумное, безумное путешествие в сумерках – на самом деле Лабиринт открылся еще в Альдохьене.
Ийлур скрипнул зубами и потер слезящиеся глаза. Нитар-Лисс… Он что, в самом деле убил темную жрицу?!! Невозможно…
«А может, она жива?» – Лан-Ар все еще прижимался лбом к камню, словно тот мог дать ответ, – «и все это – очередная ложь Сумерек?»
Затем одернул себя. Нет, на этот раз все произошло по-настоящему. Кинжал, по самую рукоять погрузившийся жрице под ребра, ее кровь, мигом пропитавшая сорочку – и дикая смесь ненависти и страха в черных глазах. После такого не выживают. Просто чудо, что ему удалось уйти от Покрывала Шейниры…