Во взгляде тени появилась тоска. Ин-Шатур протянул руку Эристо-Вет и спросил тоном обиженного ребенка:
– А ты пойдешь со мной?
– Нет. Я должна догнать Нитар-Лисс и твоего раба.
– Они все равно обречены. – еще одна улыбка и влажный блеск острых зубов. Ийлура нервно передернула плечами.
– Но ты ведь знаешь, что я делаю все правильно?
– Избавься от медальона.
Ин-Шатур как-то незаметно оказался рядом и осторожно коснулся локтя Эристо-Вет.
– Пойдем со мной.
– На самом деле ты ведь этого не хочешь? Я знаю, что ты делаешь это не по своей воле, – она несколько раз громко стукнула по столешнице и…
Ничего не произошло. А тень, улыбаясь все шире и шире, взяла Эристо-Вет за руку.
– Пойдем.
И было что-то убаюкивающее в голосе Ин-Шатура, чего не объяснить простыми словами – но отчего начинает нестерпимо хотеться спать.
Эристо-Вет зевнула и еще раз постучала по столу.
– Она спит, – обронил Ин-Шатур, – твоя подруга за дверью.
– Что?!!
Ийлура поняла, что осталась одна. Один на один с убитым Посвященным, вызванным в Эртинойс – и рядом больше не было могущественного Альбруса… Но в то же время это была уже далеко не та Эристо-Вет, которая по молодости-по глупости вызвала тень собственной матери. Нынешняя Эристо-Вет оперилась и больше не нуждалась в опеке.
– Я никуда не пойду, – жестко сказала она, – и не в твоей воле меня заставить.
А сама, вывернувшись из хватки Ин-Шатура, вскочила из-за стола, вышибла ногой хлипкую дверь. А-Ша всполошилась в углу и, не соображая спросонья в чем дело, выпустила из рук мешок с петухом.
Пиная несчастную птицу Эристо-Вет понимала, что после этого петуху место только в похлебке. Но своего-таки добилась: ночь огласилась сиплым криком, который перешел в затихающее кудахтанье.
С трудом переводя дыхание, ийлура заглянула в комнату. Свечи горели ровно, а Ин-Шатур бесследно исчез.
На столе квадратом светлела нарисованная карта.
Глава 17
Лабиринт
…Рассвет гасил последние искры в серебряной золе. Туман, подбирая рваные рукава, уползал в ущелья. На камнях оставались крошечные капельки влаги, словно тонкая алмазная пыль, красивая, но совершенно бесполезная. Ни напиться, ни в бурдюк не собрать – только взгляд Бога утренних сумерек, многомудрого Хинкатапи и радует.
Лан-Ар вздохнул. Наверное, им следовало идти дальше, но Нитар-Лисс все еще спала, что-то бормоча себе под нос. Жрица заснула сразу же, как только извела всех вышедших из ущелья тварей, даже не стала разговаривать с Лан-Аром. Но взгляд ее был красноречивее любых слов: Нитар-Лисс попросту смертельно устала и потратила слишком много собственных сил. Темная ийлура, разящая врагов сотнями, оказалась куда как более уязвима, чем казалось поначалу…
От сидения затекла спина, но Лан-Ар продолжал упрямо сидеть, глядя на камень-«дерево». Уж лучше смотреть на вспотевший росой гранит, чем на гору изрубленных мохнатых тел. Покрывало Шейниры не тронуло их, погибших от меча; оно пило только живую влагу.
«Пора идти».
Ему снова начинало казаться, что камни с интересом разглядывают их, двух чужаков. А «заяц» – тут ийлур быстро начертил в воздухе оберегающий знак Фэнтара – каменный заяц вроде бы даже шевельнул ухом.
– Убереги нас Пресветлый от видений Сумерек!
Лан-Ар склонился к спящей Нитар-Лисс: жрица выглядела бледнее обычного, но дыхание было глубоким и ровным. Рука, заключенная в браслет-убийцу, покоилась на груди; серебро побурело от засохшей крови.
«Может меня убить в любую минуту», – всплыла нехорошая, полная мутной тревоги мысль. И, как ни старался Лан-Ар выбросить ее из головы, она всегда возвращалась и зудела, как навозная муха, жужжала, уговаривая и убеждая…
– Тьфу.
Ийлур с чувством выругался. Это все сад виноват, не иначе. Давние жертвы, давняя кровь, сила Сумеречного Бога…
Он легонько прикоснулся к плечу Нитар-Лисс. Коричневые ресницы затрепетали, и через удар сердца на Лан-Ара уставились черные глазищи.
– Э-э… – он не сразу нашелся, что сказать. Ийлура смотрела на него зло, как на врага. – Нам пора дальше.
«В любую минуту, когда сочтет необходимым».
Нитар-Лисс моргнула, взгляд потеплел.
– Проклятье, ты что, не мог меня разбудить пораньше?
Она встряхнула раненой кистью.
– Шейниров хвост! Вот уж не ожидала… И что будет дальше, известно только Покровителям… У нас вода еще есть?
– Что? – не сразу сообразил ийлур. Затем протянул темной жрице похудевший бурдюк. Плескалось где-то на донышке, Нитар-Лисс хмуро вынула пробку и, закинув голову, долго пила. Лан-Ар ее не винил, он знал, что, когда теряешь кровь, потом мучает жажда.
– Я поняла, что делать с картой, – объявила ийлура, – не успела давеча тебе сказать, ну да ладно. Еще есть немного времени. Будь любезен, разведи огонь.
… Пришлось снова возиться с костром. Нитар-Лисс исчезла из поля зрения, а когда вновь появилась, в ее руках играл и переливался травяной зеленью ключ размером с ладонь. Жрица уселась на траву рядом с Лан-Аром, приобняла его и положила голову на плечо.
– И ведь я нашла его случайно! Тогда еще удивилась – из такого огромного изумруда выточили ключ. И для какой двери?
Лан-Ар слушал, а сам рассматривал то, что когда-то было цельным камнем размером никак не меньше кулака взрослого ийлура. За такой изумруд любой из правителей отдал бы свой дворец и всех рабов впридачу, это точно. Но кому-то понадобилось из сокровища выточить странной формы безделушку, которую, к слову, сложно было назвать именно «ключом»: это была сильно вытянутая правильная пятиугольная пирамида, у основания переходящая в идеально гладкий шар.
– Вот уж правда, испортили камешек, – невольно усмехнулся ийлур. А сам подумал – где все это время его прятала Нитар-Лисс? Не могла же она, в конце концов, тащить столь ценную вещицу в дорожном мешке?
…Потом вспомнил. Как он забыл о тонком пояске, серебряной цепочке, дважды обернутой вокруг талии ийлуры? Сбоку к цепочке крепился кожаный пенал, перевязанный цветными нитками. Как будто там хранился оберег. Наверняка именно там Нитар-Лисс носила изумрудный ключ, хотя… Попробуй, разгадай эту темную.
Жрица заговорщицки подмигнула.
– Ну-с, поглядим, куда нам укажет ключик.
Потерев изумруд ладонями и подышав на него, Нитар-Лисс разложила на земле карту.
– Смотри внимательно, Лан-Ар, – тонкий палец указывал куда-то в середину пергамента. А там – и правда! – там, среди хаоса штрихов и точек, желтело пустое место, почти не тронутое чернилами.