Калигула - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Терни cтр.№ 61

Вместо преторианцев дворец охраняли германские наемники. В основном их можно было заметить там, где находился император, и пока пирующие наслаждались жизнью, солдаты не поддавались общей расслабленной атмосфере, а сохраняли бдительность и сдержанность.

Столы установили в просторном внутреннем дворе, только что построенном специально для этой цели. Мой брат начал расширять дворец своего предшественника в сторону Форума и Капитолия. Он намеревался создать новый крытый переход с лестницей сбоку от храма Кастора и Поллукса для более удобного доступа во дворец. К апрелю того года работы были завершены едва ли наполовину, однако большой открытый внутренний двор уже закончили. Его прямоугольник заполнили столами, фонтанами, ложами и несчетными украшениями. Там и принимали гостей в тот теплый весенний вечер, а по окончании пира для них открыли почти весь дворец, едва ли не в каждом помещении их ждали все новые и новые развлечения. На тот пир брат потратил целое состояние.

Задолго до праздника среди высших слоев римского общества шли споры о том, кому достанется почетное место на ложе по левую руку от императора. Калигула сумел удивить всех, а кое-кого из питающих чрезмерные надежды еще и обидеть. На это заветное место он устроил свою скучающую, равнодушную ко всему происходящему новую супругу. А справа от себя, где обычно видят жену хозяина, Калигула поместил Друзиллу, меня и Агриппину – именно в этом порядке. Самых ярых поборников римского этикета такое расположение шокировало, а остальных привело в недоумение. Следующее по значимости ложе занял Лепид, который несколько месяцев провел на Востоке, но незадолго до пира вернулся в Рим. Далее разместились другие гости из числа наиболее чтимых хозяином. Многих я и не знала, но среди сенаторов они все были хорошо известны, например молодой человек с ужасным сельским говором по имени Веспасиан, сдружившийся с Калигулой на почве увлечения гонками, сын легата пропретора Сирии Авл Вителлий и, конечно, два тогдашних консула – Аквила и Ноний. Даже недовольный всем сенатор Сабин, столь рассердивший моего брата годом ранее, возлежал в почетной близости к императорский семье. При этом он не переставал отпускать ядовитые замечания, но старался, чтобы Калигула его не слышал.

На протяжении приветственных речей и первой перемены блюд один из гостей не сводил с Калигулы и остальных членов нашей семьи ненавидящего взгляда. Это был наш дядя Клавдий. Он сложил в начале года полномочия консула и вновь погрузился в мрачную пучину безвестности и обиды. На пир Клавдий явился напыщенный и важный – как же, ведь он родственник императора. Приволакивая хромую ногу, он брюзжал на самых влиятельных лиц, чтобы те уступили ему путь. Но в убранном к пиру внутреннем дворе он обнаружил, что его не усадили ни с императорской семьей, ни хотя бы среди почетных гостей. В конце концов ему нашлось место между каким-то знатным гостем из Коринфии с сильным акцентом и старым сенатором, косоглазым и таким тугоухим, что Клавдию приходилось весь вечер кричать. Если бы глаза имели силу испепелять плоть, то к концу пира от Калигулы осталась бы лишь кучка пепла.

Пока гости устраивались вокруг столов и завершались последние приготовления, я пыталась завязать беседу с сестрами, но тщетно. Друзилла слушала в лучшем случае вполуха, погруженная в мечтательные грезы о Лепиде. Агриппина, чей супруг расположился в рядах почетных гостей, вглядывалась в лица великих и сильных мира сего и от моих реплик только раздраженно отмахивалась. Я заметила, что рядом с ее мужем сидят военачальник Корбулон, недавно вернувшийся из восточных земель, и Санквиний Максим, выдающийся сенатор с хорошими политическими перспективами. Что-то в их поведении меня насторожило.

Когда все расселись, был подан сигнал и открылись двери новой пристройки. Под оглушительные звуки фанфар в море дорогих белых тог и ярко окрашенных стол вышел человек в простой зеленой тунике. Кожаные сандалии на его ногах обеспечивали удобство без притязаний на красоту; судя по неровному шагу, он еще не вполне оправился от какой-то хвори или травмы. Затем я разглядела в его черных кудрях золотой лавровый венок. Колесничий. Могла бы сразу догадаться.

Довольно быстро гости тоже узнали его – и облегченно вздохнули: по слухам, в бедных районах города хозяйничала лихорадка, и оказаться рядом с усталым, не совсем здоровым представителем низших слоев было весьма рискованно. По правде говоря, среди собравшихся появление подобного персонажа никогда бы не приветствовалось, но в такое время – особенно!

Что же касается этого возницы, то он, похоже, стал новым героем Рима. Местный мальчишка всего за один год вознесся от полной безвестности до титула чемпиона, отвоевав его у когда-то столь удачливого гонщика из Испании. Звали этого человека Евтих, и перед его грубоватым обаянием никто не устоял. Гай поздравил его с феноменальной победой и несомненным талантом, посочувствовал тому, что тот за победу получил всего лишь венок, и объявил, что намерен должным образом вознаградить молодого чемпиона. И гости в немом изумлении смотрели, как шестнадцать германцев выкатывают к столам восемь низких тележек, на каждой из которых стояло по сундуку. Когда все восемь сундуков поставили в ряд перед растерявшимся возничим, два охранника рывком подняли крышку на одном из них.

По залам дворца пронесся вздох – гости уставились на гору золота. Восемь сундуков? Мозг взрывался при попытке представить, сколько там монет. К счастью, Калигула не замедлил утолить наше любопытство и заявил:

– Евтих, здесь два миллиона сестерциев. Это более достойная награда за храбрость и ловкость, проявленные тобой сегодня, чем жалкий венок!

Колесничий был настолько потрясен, что даже пошатнулся. Весь вечер после этого он просидел с выпученными глазами, не в силах прийти в себя от изумления. И не только он. Тем временем монеты увезли в конюшни партии Зеленых, а парня усадили среди почетных гостей – к пущему негодованию нашего дяди Клавдия.

На протяжении всего пира Гай болтал с Лепидом и Агриппой, своими ближайшими друзьями. Два римлянина зачарованно слушали рассказы своего приятеля с Востока о неслыханной для Рима роскоши, в которой утопали дворы различных восточных царей и сатрапов. Например, говорили, что Антиох Коммагенский, с которым мы встречались в доме Антонии, имел раба с шафрановой кожей и необыкновенными узкими глазами. Его привезли из далекой загадочной Серики только лишь для того, чтобы он умащивал маслами стопы Антиоха. Калигула недоверчиво рассмеялся и заметил, что если бы такую штуку проделал римлянин, то его бы насмешками выжили из города. И тем не менее брат и Лепид не могли оторваться от рассказов Агриппы. Периодически их прерывал Веспасиан, который не упускал ни малейшего предлога, чтобы обратиться к императору: попросить совета либо суждения, или преподнести ему какой-то подарок, или поделиться новостью. Этот провинциальный юноша был полон честолюбивых устремлений, насколько я могла судить.

Пир удался и как угощение, и как общественное событие, хотя ближе к ночи сгустились тучи и заметно похолодало. Но меня – и, по-видимому, Гая тоже – погода волновала в последнюю очередь. Когда основные блюда были съедены, а на столах остались лишь мириады подносов со сладостями и десертами, гости переключились на общение. Калигула продолжал беседу с друзьями, только уже не так увлеченно и все время поглядывал по сторонам. Сначала я подумала, что брат что-то потерял, но потом заметила, что его супруги больше нет с ним рядом. Тогда и я, нахмурившись, стала осматриваться. Наконец Ливия вышла из какого-то угла, статная и невозмутимая, и меня тут же охватили подозрения. На лице Калигулы мелькнуло сомнение, и больше мы оба не сводили с Ливии глаз.