Бессмертие графини - читать онлайн книгу. Автор: Надежда Сакаева cтр.№ 24

Он объяснил, что теперь я могу читать мысли людей, глядя им в глаза и так же, принуждать их к тому, что мне нужно. И что для сотворения новых вампиров необходимо, чтобы вампир вошел в пик силы, а это происходит только после пятидесяти лет нежизни. Так же он объяснил мне, что для создания нового вампира нужно дать человеку свою кровь, а после убить его. И запретил мне создавать немертвых даже когда я войду в свою силу.

Я мало слушала его тогда, разрываясь между жаждой, ненавистью и страстью, но слова его отложились в моей, теперь идеальной, памяти. Хотя последний запрет был лишним. Ведь в любом случае я не пожелала бы никому превратиться в монстра, каким стала я.

Пара лет новой нежизни пролетели для меня в кровавом тумане. Недели были похожи одна на другую, наполняясь криками жертв, насилием и всепоглощающей, больной страстью.

Моя зависимость от его жестокого нрава только росла и усиливалась с момента моей смерти.

Викторий, прежде составляющий для меня важную часть, уже ничего не мог сделать, постепенно растворяясь и отдаляясь. Отчасти, его обращение прошло легче, чем мое. Ведь он не был так зависим от графа. Чуткий и ищущий в каждом лучшее, он надеялся, что со временем сможет исправить его и потому оставался рядом.

Хотя все же я ошиблась – Викторий был привязан к графу по-своему, считая себя его другом. Возможно так оно и было, ведь ему граф доверял в той мере, в какой вообще умел доверять.

Однако Викторий не осознавал одного факта. Несмотря на все его усилия, попытки и мольбы, графа было уже не исправить.

Он слишком долго был вампиром. И за все эти годы успел убить слишком много людей. Он уже не был способен чувствовать, не извращая все, к чему прикасался.

За свою нежизнь он успел увидеть и попробовать все. И теперь это «все» ему наскучило. Любовь, нежность, доброта. Простые вещи в привычном их понимании не были доступны ему, а единственным его развлечением стала жестокость.

Возможно когда-то он был иным (ведь отчего-то он выбрал в жены именно меня, и я подозревала, что просто напомнила ему кого-то). Но эти времена ушли безвозвратно, оставив то, что есть.

Жестокость.

Желание причинить боль.

Жажду.

Только так он теперь видел все чувства, позабыв про остальное. А во мне не было достаточного стержня и твердости, чтобы напомнить ему их. Ведь я и сама была сломана и подчинена ему. Была больна им и зависима от него.

Я проклинала его, держа в памяти каждую секунду принесенной им боли, но я так же не могла противиться его власти. Меня тянуло к нему неумолимо, как слабую щепку тянет течением реки.

Граф прекрасно, как и прежде, осознавал свою власть надо мной. Еще бы, ведь то, что он делал до этого, было направленно на получение этой самой власти.

И граф без зазрения совести пользовался этим преимуществом. Хотелось бы мне верить, что такое его отношение ко мне, желание полностью подчинить и сделать зависимой, были вызваны именно привязанностью, а не чем-то иным.

В любом случае, чтобы граф не делал, я прощала. Я плакала, болела и боялась, но прощала. Я прощала и задыхалась от наслаждения, вызванного близостью его тела и запахом свежей крови. А потом снова прощала, проклиная себя на пару с ним. Он был заранее прощен мной до конца своей вечности, потому что прощать было лишь моей виной.

Все же, иногда у меня хватало смелости противиться ему. И даже пытаться помешать, по мере своих сил, разумеется. Например, когда он приводил в замок свою очередную жертву, обреченную умереть в жутких муках, я каждый раз умоляла его остановиться.

Пример Виктория, делавшего это еще прежде того, как я обратилась, не остановил меня. Еще бы, ведь хоть я и стала монстром, но молча смотреть на мучения других людей не могла, хотя прекрасно знала, что мои жалкие уговоры, как и уговоры Виктория, только раззадоривают графа.

Так оно и было – граф лишь смеялся над очередной моей просьбой убить не мучая, а потом брал меня с собой, где я теряла разум от запаха горячей крови и уже не могла сдержать монстра внутри меня. Граф же смотрел на это и хлопал.

Моя черная любовь к нему, накрепко переплетенная с ненавистью, иногда заставляла меня желать ему смерти, а иногда просто желать его. Но даже желая смерти, я никогда не воплотила бы эти свои желания в реальность, ведь с ним умер бы огромный и неправильный кусок меня самой.

Я презирала себя за все это и еще за неумение противиться жажде, и иногда моя ненависть к себе пересиливала ненависть к графу. Но несмотря на противоречивость чувств, я продолжала пить кровь и убивать под аплодисменты того, без кого не могла жить.

Я вампир и я принадлежала графу навечно.

И пусть он сейчас и не мог читать и контролировать мои мысли, но они всегда были о нем, или о крови. Хотя вторую часть я отчаянно пыталась научиться сдерживать в себе.

– Ладно, я помогу тебе, – однажды усмехнулся граф. – Помогу найти свой контроль.

Я не должна была верить ему, особенно зная все то, на что он был способен. Не должна была приобретать надежду, ведь я тысячу раз наблюдала, как он обманывает и рушит все попытки Виктория его исправить. И столько же раз я видела, как он отнимает эту самую надежду просто от собственной скуки.

Но я поверила, потому что привыкла слушать его во всем и тонуть в алых жестоких глазах.

Он взял меня за руку и повел куда-то вглубь коридора, в ту часть замка, где обычно размещались слуги. После моего обращения их количество резко сократилось, ведь граф был жесток, но не глуп.

Частые смерти в замке могли заставить крестьян относиться к работе здесь с опаской, поэтому граф набирал их понемногу, с разных концов графства. Впрочем, я даже не заметила этого в первые годы, поглощенная пеленой кровавого тумана. Равно как и не заметила того, что рыцарей в кругу графа тоже явно поубавилось. Новообращенный вампир – это стихийное, жадное до крови бедствие, особенно, если никто и не пытается сдерживать его жестокость.

В комнате, куда привел меня граф, оказалась единственная женщина, миловидная и улыбчивая.

– Господин, госпожа, – подскочила она, едва мы вошли и на слове «госпожа» ее голос дрогнул.

Я не сразу, но все же узнала в ней свою Рози.

За эти несколько лет она разрумянилась и немного располнела, что, впрочем, сделало ее более женственной. Однако это было не единственным изменением в ее внешности. Длинная, до пола, юбка скрывала еще не слишком большой, но уже вполне заметный живот, который Рози бережно поглаживала.

Впрочем, на смену радости от встречи тут же пришли другие чувства. Я услышала, как шумит ее кровь, как бьется ее сердце. И как эхом отдается второе, маленькое обозначение жизни, что Рози носила под сердцем.

– Нет, – прохрипела я, попятившись.

Сейчас я была сытой, к тому же за несколько лет все же перестала кидаться на людей так сразу. Однако если граф прольет хоть каплю ее крови... это будет для меня тем, что заставит разум уйти, подменив его на жажду.