«Ничего, — думала Добровольская. — Перекантуюсь до утра, а там и отпустят, если все будет в порядке. Хорошо, что сейчас лето и мама на даче».
— Соберите ей вещи! — велел Шабанов Павлу Сергеевичу. — Две смены белья, ночнушку, полотенце, тапки, зубную щетку, пасту, расческу и зарядку от телефона не забудьте.
— Да я в гостях… — сказала Добровольская.
— Все мы на этом свете в гостях! — хохотнул Шабанов.
— Я все понял, только ночной рубашки у меня нет, — сказал Павел Сергеевич.
— Футболку положите, какая побольше.
Когда Павел Сергеевич протянул пакет с вещами Шабанову, тот удивился:
— А вы что, не поедете с нами? Если все нормально, ее могут и через три-четыре часа отпустить, под расписку. Ночью одной возвращаться домой не комильфо.
— Не надо, — запротестовала Добровольская. — Я до утра останусь в любом случае…
Но ее никто не слушал.
Лежа на носилках в салоне, Добровольская вспомнила фразу: «история повторяется дважды — сначала в виде трагедии, потом в виде фарса», только так и не смогла вспомнить, кто это сказал. И правда же — сначала была трагедия, она везла Павла Сергеевича в реанимацию с инфарктом. А теперь — фарс, он сопровождает ее в больницу.
В приемном отделении Добровольская попыталась отделаться от Павла Сергеевича.
— Ваше присутствие здесь совершенно необязательно, — сказала она. — Я в сознании и здесь я своя, у меня полбольницы знакомых. Не дадут пропасть травмированной девушке. Спасибо за участие, но на этом надо заканчивать.
— Я так не думаю, — возразил Павел Сергеевич. — Поскольку я оказался невольным участником этой истории, я хочу убедиться, что с вами все в порядке. И вообще мне прилетел бумеранг.
— Какой бумеранг? — не поняла Добровольская.
— Я совершил ту же ошибку, что и вы. Когда вы упали, я подумал: «вот же настырная особа, устроила тут спектакль!». И сказал вам: «Хватит притворяться, вы мне дверь закрыть мешаете!».
— Я этого не слышала…
— Теперь знаете. И только где-то через минуту я понял, что никакого спектакля не было. Я человек не суеверный, но в этом что-то есть. Кто-то там преподал мне урок. Пока вы были без сознания, я попытался поставить себя на ваше место и посмотрел на ситуацию вашими глазами. Вызывает какой-то хмырь с утра пораньше и жалуется на отсутствие эрекции… Вы же меня очень тщательно осматривали, я помню. Были бы вы пофигисткой, могли бы сразу развернуться и уехать. Ну а кардиограмма… Ладно, это все уже в прошлом. Я загадал, что если у вас все будет хорошо, то… Впрочем, это неважно. Важен урок, который мне преподали.
— Нет, это нельзя сравнивать, — возразила Добровольская. — Я — врач и находилась при исполнении. А врач при исполнении не имеет права на ошибку. Я должна была почувствовать, что…
В этот момент явился санитар для того, чтоб везти Добровольскую на рентген и очень правильные слова остались недоговоренными.
Впрочем, у нее было время для того, чтобы договорить. Очень много времени…
До сих пор нет-нет, а кто-то из коллег спросит у пришедшей на дежурство Добровольской (вообще-то у нее сейчас другая фамилия, но нам к ней привыкать нет резона, потому что эта история подошла к концу):
— Как у мужа с утренней эрекцией, Полин? Была?
— Да пошли вы в задницу! — отвечает экс-Добровольская. — Столько лет прошло, пора бы и угомониться.
Идиот на своем месте
Если кто-то подумал, что эта история — о главном враче или медицинском чиновнике более высокого ранга, то ошибся. Речь пойдет о простом послушнике Великого Ордена Красного Креста.
У любого врача есть набор анекдотов из жизни о тупых коллегах. У некоторых этих анекдотов на трехтомный сборник хватит. Диагностика острого аппендицита вместо инфаркта миокарда или пищевой токсикоинфекции вместо месячной беременности (тошнит же и выворачивает!) — это лютики-цветочки. Бывают ляпы и посерьезнее.
Но случай, с которым пришлось столкнуться доктору Брыкову, был из ряда вон выходящим. Как выражались средневековые арабские авторы: «историю о столь редких чудесах следовало записать кончиком золотой иглы в уголке глаза, чтобы она послужила назиданием поучающимся».
Брыков получил вызов к женщине тридцать лет с острым панкреатитом. Вызывала не она сама, а участковый терапевт, который пришел к ней по вызову. Люди, знаете ли, не всегда понимают, кого именно им следует вызывать. Одни по пустякам скорую помощь дергают, а другие в серьезных случаях, требующих экстренной медицинской помощи, терпеливо дожидаются участкового врача, который может прийти и поздно вечером, если вызовов у него много.
Приехав на вызов Брыков и его фельдшер не поверили глазам своим. У «панкреатитчицы» был внушительный девятимесячный живот, а еще у нее отошли воды и начала прорезываться головка плода, которому вот-вот предстояло стать новорожденным.
— По срокам ей еще две недели, а тут вдруг живот заболел, — доложила свекровь. — Мы и вызвали участкового. А он пришел и начал ругаться — что вы время теряете? Поджелудочная воспалилась, надо было не меня вызывать, а сразу «скорую»! А мы откуда знали?
На видном месте — на столе в комнате, лежало направление на госпитализацию с диагнозом «Острый панкреатит».
Надо сказать, что пациентка и ее свекровь не производили впечатления людей, отягощенных интеллектом. Были бы отягощены — в первую очередь подумали бы о неотвратимо надвигающихся родах. Но доктор-то поликлинический должен разбираться, что к чему.
Роды пришлось принимать дома. Куда повезешь, если роды уже, что называется, «в полном ходу»? Приняли (родился мальчик), а затем уже отвезли мамашу и младенца в роддом.
На подстанцию Брыков вернулся какой-то просветленный, непохожий на себя обычного. Рассказывая о панкреатите, обернувшемся родами, он, против обыкновения, не матерился через слово, а только качал головой — ну как же так можно? Утром, после пятиминутки, он позвонил в поликлинику и узнал, в какие часы принимает участковый терапевт Воробьев (фамилия была указана в направлении на госпитализацию).
— Морду набить хочешь? — поинтересовался фельдшер.
— Нет, зачем? — ответил Брыков. — Просто хочу посмотреть на это восьмое чудо света.
Восьмое чудо света оказалось лысым пожилым мужчиной интеллигентной наружности. А вот манеры у чуда были самые что ни на есть хамские. Услышав вопрос: «как вы могли поставить диагноз острого панкреатита рожающей женщине?», участковый терапевт Воробьев посоветовал Брыкову идти на х… и не мешать людям работать. Он, конечно, сильно рисковал, но Брыков был настроен миролюбиво-исследовательски. Ему хотелось понять, как такое вообще возможно, а не выяснять отношения. Поняв, что с Воробьевым разговора не получится, Брыков отправился к заведующей отделением. Не жаловаться на Воробьева, а просто поговорить.