И много чего еще осталось после Гуся. Очень скоро выяснилось, что человек, под именем которого жил и работал Гусь, умер еще в 1991 году в Ташкенте. А Гусь был его двоюродным братом, ветеринарным фельдшером с двумя недолгими ходками в анамнезе — за драку и за мошенничество.
Гуся так и не нашли, да и вряд ли сильно искали. Тогда времена были другие, если кто не забыл.
А диагностика у ветеринаров поставлена очень хорошо. Им же пациенты ничего не рассказывают, до всего своим умом доходить приходится.
Доктор труп
В 2018 году доктор Кокосов ушел на пенсию, не дотянув нескольких лет до тридцатилетней работы на скорой помощи. Если бы дотянул — то получил бы грамоту (а то, глядишь, и медаль какую-нибудь) и приличную премию в придачу. Но сложилось. Года взяли свое и теперь Кокосов преподает в медицинском колледже. По «скорой» скучает, частенько заглядывает на подстанцию…
— Хороший мужик Кокосов, — говорят о нем бывшие сослуживцы, — но…
Дальше собеседники многозначительно переглядываются.
Отец Кокосова был главным врачом районной больницы кое-где в Подмосковье и сыну хотел того же административного врачебного будущего. «Умные руководят дураками», любил повторять Кокосов-старший. Под руководством отца Кокосов-младший начал строить свою карьеру сразу же по окончании школы.
Пока одноклассники отдыхали от выпускных экзаменов и делали вид, будто готовятся к вступительным, Кокосов устроился на работу. Куда бы вы думали? В больницу санитаром? Нет, не угадали! Он пошел разнорабочим (подай-принеси) на машиностроительный завод. Для того, чтобы в личном деле было написано — «начал трудовой путь с рабочего». В первой половине восьмидесятых годов прошлого века это ценилось, ведь в Советском Союзе рабочему классу формально принадлежала ведущая роль в управлении государственными делами.
На третьем курсе Кокосов взял академический отпуск, якобы по состоянию здоровья, и год проработал в отцовской больнице санитаром. Смысл этой затеи заключался в том, чтобы стать кандидатом в члены КПСС. В институте он хрен бы пробился в партию, там и без него желающих хватало, а квоты на прием в вузах были очень низкими. А вот в больнице у родного отца «вступить в ряды» не представляло проблемы.
Учиться Кокосов не учился, потому что было некогда и не очень-то нужно (главному врачу симптомы заболеваний и методы лечения знать не обязательно, у него для этого заместитель по медицинской части есть). Все время занимала активная общественная работа. Как активисту, Кокосову на экзаменах ставили «хоры», входили в положение.
После ординатуры по терапии Кокосов стал сотрудником Главного управления здравоохранения Мосгорисполкома (сокращенно — ГУЗМ). Не помню, как называлась его должность, да это и неважно, потому что в суетливом 1991 году Кокосов ее лишился. И папу тоже вышибли на пенсию, такой вот когнитивный диссонанс произошел.
В медицине Кокосов разбирался как руководящий работник — мог любому объяснить, как что следует делать, но сам делать ничего не умел. Поэтому устроился на «скорую», показалось, что там будет легче работать. Упавшее давление подними, повышенное опусти, а если что непонятно, то в больничку вези. Не бином Ньютона, короче говоря.
Кокосов старался восполнить пробелы в знаниях — читал учебники, таскал с собой справочники, но все у него как-то не складывалось. Он не имел главного — клинического мышления, не умел выявлять симптомы и правильно их оценивать. Приедет, к примеру, на отек легкого, вроде бы начнет делать все, как полагается, а пациент возьмет да умрет от нарушения сердечного ритма. Или, скажем, приступ бронхиальной астмы купирует так «качественно», что пациент «уронит» давление. Навсегда.
Где-то в середине девяностых к Кокосову прилипло прозвище «Доктор Труп». У него смертей «в присутствии бригады» было больше, чем у всех прочих врачей подстанции вместе взятых. Но при этом Кокосова невозможно было уволить, потому что карты вызовов он оформлял идеально, сказывалась ГУЗМ-овская выучка. Когда ему говорили, что на «скорой» таким дуракам не место, он отмахивался — да ну вас, злыдни! Никакой я не дурак, просто такой вот невезучий.
Кокосову не раз пытались ставить в пару умных фельдшеров, но те быстро уходили на другие бригады, поскольку советов Кокосов не слушал, а в случае разногласий пер на скандал. Кто тут главный?! Я?! Вот и делай что я говорю!!!
Однажды одна особо сердобольная заведующая попыталась выжить Кокосова со «скорой» и влепила ему один за другим два выговора. До третьего не дошло — заведующую сняли за многочисленные нарушения в работе, на которые начальственное внимание обратил Кокосов. После этого никто из заведующих его не трогал. Только вздыхали — «ну что же у вас столько смертей, Вячеслав Александроыич?». «Вот такой я невезучий», вздыхал в ответ Кокосов.
Отсутствие ума у компенсировалось Кокосова старанием. Он был очень ответственным врачом. Если начинал реанимировать, то старался так, что родственники невинно убиенного умершего после благодарности (!) писали — ах, какой доктор, как самоотверженно он боролся за жизнь нашей мамочки которую на деле сам и угробил! А вот жалоб на него не было никогда. Трезвый, вежливый, опрятный, внимательный… Ну на что тут жаловаться?
В целом Кокосов жил в гармонии с собой и окружающим миром. Обижался только на то, что ему в бригаду никогда не ставили стажеров. Хотелось человеку поделиться своим богатым опытом, это же естественное желание.
Москвичи могут выдохнуть. Кокосов уже не работает на «скорой» и никогда к вам не приедет.
Такие дела.
Разумеется, Кокосов — это псевдоним. Настоящая фамилия героя этого рассказа настолько широко известна в узких кругах, что называть ее не было никакой возможности. Да и зачем? Он же уже никогда к вам не приедет…
Иногда слово «никогда» звучит очень оптимистично, верно?
Теща доктора Мансурова
Доктор Мансуров постоянно жаловался коллегам на свою тещу.
— Я на полторы ставки на «скорой» вкалываю, да еще и в поликлинике на выездной службе подрабатываю, а эта зараза мне то и дело на тумбочку листовки с объявлениями о найме на работу подкладывает, намекает таким образом, что я мог бы и больше работать…
— Жена мне картошку в тарелку накладывает, а эта зараза верещит — да хватит мне, хватит! Не «ему», а «мне» — обратите внимание. Какое тебе, сука, дело?! Твоя тарелка у тебя под носом стоит, а это мне накладывают! Она таким образом дает понять, что я для нее пустое место. Не замечает типа, что я за столом сижу…
— Дочку эта зараза постоянно против меня настраивает. Только и зудит: «Были бы у твоей матери мозги, нашла бы она себе другого мужа и сейчас бы как сыр в масле каталась»…
— Меня к себе с тонометром не подпускает, зараза этакая. Боится, что полечу ее насмерть. Чуть что «скорую» дергает (Мансуров жил далеко от района обслуживания подстанции, на которой работал). И всем, кто приезжает, рассказывает, что я тоже на «скорой» работаю. Люди смотрят на меня как на мудака — что, сам не можешь теще таблетку дать или укол сделать? Ага — укол! Да она в окно выпрыгнет, но укола из моих рук не примет!