Черные флаги. Ближний Восток на рубеже тысячелетий - читать онлайн книгу. Автор: Джоби Уоррик cтр.№ 42

Абдалла предупреждал, что полыхающее в Ираке насилие невозможно будет остановить корректно. Он говорил о своих дурных предчувствиях первым лицам США (включая президента) еще до начала операции. Даже после объявления победы над армией Саддама Хусейна, Абдалла предсказывал своим ближневосточным друзьям, что война приведет к “проблемам, которые невозможно предугадать, но с которыми нам придется иметь дело не одно десятилетие”. Однако он и представить себе не мог, что все будет настолько плохо.

Монарх предъявлял жалобы насчет последствий вторжения и официальным лицам США. В июле 2003 года, когда Ирак еще не затянуло в воронку хаоса, Абдалла встречался с Л. Полом Бремером, главой назначенного Белым домом временного правительства Ирака. Абдалла настаивал, чтобы тот пересмотрел свое решение о расформировании иракской армии и внесении в черный список членов хусейновской партии “Баас”. Во время встречи на экономическом форуме в Иордании король, по его воспоминаниям, отвел Бремера в сторонку и предупредил, что эти решения “нам всем выйдут боком”.

“Я сказал: надеюсь, вы понимаете, что, производя поголовную дебаасификацию, вы столкнетесь с поголовным же сопротивлением. Это создаст вакуум, который кому-то придется заполнить”, — писал Абдалла в воспоминаниях 2011 года. Расформирование армии было, по его словам, “сущим безумием… рецептом анархии и хаоса”.

Ответ Бремера, как вспоминал Абдалла, был бесцеремонным и резким.

“Я знаю, что делаю, — заявил американский дипломат. — Мы предусмотрели нечто вроде компенсации. У меня все под контролем, большое спасибо”.

Король не удивлялся, видя, как быстро разваливается система безопасности. Будучи суннитом, он сочувствовал суннитскому меньшинству Ирака. После нескольких десятилетий в привилегированном статусе эти люди чувствовали себя под угрозой и во все большей изоляции. Тревога должна была толкнуть иных иракцев к исламистам-радикалам, которые, в свою очередь, открыли бы двери иностранным джихадистам. Конечно, “Аль-Каида”* и ее союзники ухватятся за возможность обосноваться в стратегически важном уголке Ближнего Востока. “Они могли перенести свои операции из Афганистана в самое сердце арабского мира”, — говорил Абдалла.

Вскоре еще одна ошибка американцев позволит экстремистам совершить рывок вперед. В том же месяце, когда был раскрыт заговор с химической бомбой, американское телевидение продемонстрировало изображения военнопленных, подвергшихся издевательствам в печально известной иракской тюрьме Абу-Граиб. Арабы вскипели гневом при виде фотографий голых заключенных в собачьих ошейниках и заключенных, подвергавшихся сексуальным издевательствам со стороны женщин-военнослужащих. Абдалла во время своего визита в Вашингтон той весной настаивал, чтобы президент Буш извинился перед жителями Ирака за несовместимое с человеческим достоинством обращение с пленными, что Буш и сделал, причем король Иордании стоял рядом с ним.

Но прочие официальные лица выказывали мало интереса к точкам зрения, которые противоречили официальной повести о неуклонном улучшении жизни в Ираке. Через несколько месяцев после того, как разразился скандал вокруг тюрьмы Абу-Граиб, Абдаллу спросили, в каких условиях живут простые иракцы. Это произошло в Нью-Йорке, во время частного званого ужина, на котором присутствовали известные журналисты и правительственные чиновники. Несмотря на участившиеся теракты, предположил один из гостей, жизнь женщин после свержения диктатора наверняка стала лучше. “Женщинам стало в десять раз хуже, — ответил король. — При светском режиме Саддама мужчины и женщины были равны очень во многом”.

Некоторым назначенцам Буша, присутствовавшим на том же ужине, откровенность Абдаллы показалась неудобной. По его воспоминаниям, Лиз Чейни, старшая дочь вице-президента, в то время — высокопоставленный чиновник Госдепартамента из отдела по ближневосточным делам, обратилась к одному из помощников короля с непрошеным советом: Абдалле следовало бы воздерживаться от несогласованных заявлений на публике. Сначала помощник подумал, что это шутка, однако на следующий день Чейни позвонила ему, чтобы высказаться еще настойчивее. Она заявила, что обсудила ремарку короля с Полом Вулфовицем, чиновником министерства обороны и одним из архитекторов политики Буша в Ираке, и оба пришли к мнению, что Абдалле следует держать свои взгляды при себе.

Его величество пришел в ярость.

“За ужином я сказал правду, — писал он впоследствии. — Меня поразило, что некоторые члены администрации и люди, их поддерживающие, полагают, что расхождений во взглядах на Ирак нет и быть не может. В Америке, в стране, которая гордится свободой мнений, затыкали рот тому, кто сообщает неудобные новости!”

Реальность начинала становиться болезненно очевидной: Ирак охвачен пламенем, и опасные протуберанцы пронизывают весь регион. Джаюси в огненном смерче пробрался со своей ядовитой бомбой в Иорданию, и иорданский Мухабарат еле успел остановить его. А тем временем человек, направлявший и финансировавший заговор, оставался в Ираке на свободе и мог попробовать еще раз.

Мухабарат подготовил еще один удар, направленный против организаторов химического заговора. Чтобы дискредитировать джихадистов и выявить все варварство преступления, которое им едва не удалось осуществить, разведка распорядилась показать избранные места из записанного на пленку признания Джаюси по государственному телевидению. Пусть иорданцы увидят, как этот человек равнодушно рассказывает о своих планах сровнять с землей часть столицы. Арабские новостные каналы передали запись на более широкую аудиторию по всему Ближнему Востоку, включая Ирак. И вот пухлое лицо Джаюси заполнило экран телевизора на явочной квартире, в которой временно жил Абу Мусаб аз-Заркави.

Заркави, разумеется, уже знал, что произошло с Джаюси и другими его бойцами. Но после увиденного по телевизору он решил ответить иорданцам тем же.

“Да, план заключался в том, чтобы уничтожить управление иорданской разведки [Мухабарат]”, — говорил Заркави в микрофон. Потом запись отправилась на исламистские сайты.

Террорист постарался отклонить обвинения насчет химического оружия, объявив информацию о нем выдумкой Мухабарата. “Аллах свидетель, — говорил он, — если бы у нас была [химическая бомба], мы бы, не колеблясь ни секунды, взорвали ее в израильских городах вроде Эйлата или Тель-Авива”. Заркави настаивал, что его целями были военные — еретический режим и его силы безопасности — и что арест Джаюси и его помощников был временной неудачей. “В битве с иорданским правительством мы не всегда одерживаем верх, — признавал Заркави. Монархию же он предупреждал: — Вас ждут ужасные события”.

На самом деле Заркави из-за провала теракта запаниковал. Служащие Мухабарата выяснили это намного позже, сводя воедино многочисленные сведения о заговоре, полученные от информаторов и арестованных джихадистов. Заркави пропадал на несколько дней, отказываясь говорить со своими помощниками о бомбовом заговоре и о том, что пошло не так.

“Видимо, предполагалось, что эта операция станет его личным “шоком и трепетом” — деянием, что прославит его на весь мир, — говорил служащий иорданской разведки, принимавший участие в составлении представленного агентством обзора. — Заркави и вправду хотел, чтобы его имя стало выше имени бен Ладена. Более того: он и вправду хотел нанести удар по Мухабарату”.