– Даже не знаю, что сказать, ваше высокопреосвященство.
– Вам знакома эмблема придворного живописца Кранаха?
– Да. И тем не менее…
Альбрехт стукнул пальцем по тронному подлокотнику:
– Нам не до шуток, мастер Спалатин. Будьте очень осторожны: не ровен час под вами разверзнется твердь, и вас подвесят в наших казематах, рядом с вашим приятелем-заговорщиком.
Спалатин пытался уяснить картину происшедшего. Неужели Кранах действительно был автором плащаницы? В подписи не усомнишься. Но зачем это Кранаху? Вдобавок с чего бы Альбрехту покупать плащаницу, на которой стоит подпись художника?
– Уверяю ваше высокопреосвященство: для меня все это – непостижимая загадка. Равно как и для курфюрста, окажись он тут.
– Другими словами, вы все отрицаете. Очень жаль, мастер Спалатин. Вы ведь слывете человеком умным и образованным. Что вы можете предложить нам в качестве объяснения? Ах, вы недоуменно пожимаете плечами! Пожалуй, вам следует присоединиться к вашему сообщнику.
Угрозы?
– Ваше высокопреосвященство, не соблаговолите ли вы на время воздержаться от оскорблений и ответить на один вопрос?
– Слушаю.
– Я признаю, что это подпись Кранаха. Или же искусная подделка. Но зачем же вы, ваше высокопреосвященство, приобрели данный предмет?
– Подпись проступила не сразу. Ризница загорелась. От жара подпись вашего придворного живописца стала явной. Ваш план раскрылся. Вы полагали, что подделка заявит о себе много позже. Например, во время ее показа верующим, что послужило бы к нашему вящему позору и свело бы на нет все наши попытки предать суду еретика Лютера. – Альбрехт откинулся на троне. – Несомненно, пожар случился по умыслу Господнему, дабы спасти нас от вашего кощунственного замысла.
«Какая чушь, – подумал Спалатин. – Просто бред». Однако вот она, подпись Кранаха. Неужели Альбрехт сам приказал подделать подпись Кранаха, чтобы обвинить Фридриха и скомпрометировать его покровительство Лютеру? Подобная низость вполне в духе Альбрехта. Тем не менее ситуация сложилась патовая.
– Я немедленно возвращаюсь в Виттенберг с докладом курфюрсту.
– Да что вы?! – бархатным голосом промолвил Альбрехт. – Неужели вы нас так скоро покидаете? Останьтесь. Погостите. У нас много свободного места. И мастеру Дисмасу будет не скучно.
– Ваше высокопреосвященство, вы мне угрожаете?
– Нет, мастер Спалатин. Я предлагаю вам погостить.
Из складок плаща Спалатин вынул сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Альбрехту:
– Курфюрст предпочел бы, чтобы наши переговоры проходили дружелюбно и в атмосфере взаимоуважения, однако ввиду прозвучавших угроз я вынужден уведомить ваше высокопреосвященство, что тысяча экземпляров данного памфлета напечатаны и готовы к распространению по всей империи.
Альбрехт прочел:
КАРДИНАЛЬСКИЕ ПРЕГРЕШЕНИЯ
ПОЗОРИЩЕ МАЙНЦА
АЛЬБРЕХТ
ПОКУПАЕТ КАРДИНАЛЬСКУЮ ШАПКУ
НА ДУКАТЫ ФУГГЕРА
ПОДДЕЛЫВАЕТ ЛОДКУ СВЯТОГО ПЕТРА
КНЯЗЬ-ВЫБОРЩИК БЕРЕТ ВЗЯТКУ ЗА ГОЛОС
ИИСУС ВОЗРЫДАЛ
ВСЕ СВЯТЫЕ ВЗЫВАЮТ К ПРАВОСУДИЮ
На щеках Альбрехта вспыхнули алые пятна. Он посмотрел на Спалатина:
– Это искариотство.
– Согласен, ваше высокопреосвященство. Лучше и не скажешь. Одно дело – подсовывать верующим фальшивую лодку Рыбаря. А вот хранитель престола Карла Великого, торгующий своим голосом, – это искариотство чистой воды.
Лицо Альбрехта побагровело. Он разгневанно поднялся с трона. На миг Спалатину показалось, что Альбрехт незамедлительно отправит его в подземелье и велит вздернуть на крючья рядом с Дисмасом.
Внезапно злоба кардинала улетучилась. Он сдулся, будто смятые подушки, и безвольно осел на трон.
– В таком случае, мастер Спалатин, что вы предлагаете?
15. Что-то не так?
Неделю спустя Спалатин вернулся в Виттенберг. Результаты его переговоров с Альбрехтом позволили совершить обратный путь с меньшей поспешностью.
Было установлено перемирие. Дознание на время подвесили, а Дисмаса, наоборот, отцепили с крючьев «малой марионетки». Он оставался «гостем» Альбрехта вплоть до полного урегулирования всех разногласий. По достигнутой договоренности, его передали на попечение лекарю Альбрехта. Спалатин предупредил, что в случае смерти Дисмаса, который каким-то чудом цеплялся за жизнь, уничижительный памфлет будет немедленно распространен. Однако же говорить об освобождении Дисмаса было преждевременно. Альбрехт пребывал не в самом умиротворенном расположении духа. Он по-прежнему считал аферу с плащаницей делом рук Фридриха. Спалатин уехал из Майнца, памятуя о клятве Альбрехта: ежели Фридрих даст ход своему памфлету, Дисмас попадет на крючья «большой марионетки», а сам Альбрехт распространит другой памфлет – со скандальными подробностями Фридриховой махинации с плащаницей и гневными обвинениями в воспрепятствовании самоотверженным стараниям Альбрехта предать Лютера суду.
Отношения между Саксонией и Бранденбургом стали такими напряженными, что публикация любого из памфлетов привела бы к войне. Ставки были высоки.
У Спалатина созрел план успокоения уязвленной гордости Альбрехта. Альбрехт великодушно «одолжит» плащаницу Фридриху, якобы для публичного показа в Виттенбергской галерее. Разумеется, никакого показа не будет, потому что внезапный пожар уничтожит плащаницу. Она сгорит дотла и навсегда исчезнет. В качестве компенсации Фридрих пожертвует пятьсот пятьдесят дукатов Майнцскому дому призрения.
Переговоры об освобождении Дисмаса подходили к концу, но Альбрехт неожиданно выдвинул еще одно условие. Он потребовал личной встречи с Фридрихом на нейтральной территории. Чего ради? На вопрос Спалатина Альбрехт ответил, что желает посмотреть Фридриху в глаза, дабы окончательно убедиться в его непричастности к затее с плащаницей. И Спалатин, и Фридрих сомневались в искренности подобного заявления, но Альбрехт оставался непоколебим: если встреча не состоится, Дисмаса не выпустят на свободу.
Встречу организовали в Вюрцбурге.
Скрыть перемещения двух имперских князей – примаса Германии и правителя Саксонии – представлялось делом затруднительным, а то и вовсе невозможным, учитывая размеры их свит. По официальной версии, вюрцбургская конференция созывалась для поиска решений по урегулированию ситуации с Лютером.
– Вы уверены, что это Дюрер? – спросил Фридрих.
– Почти не сомневаюсь. Я случайно встретил этих шельмецов в нюрнбергской таверне. Сидели пьяные, как новобранцы, и строили башенки из дукатов. – Он улыбнулся. – Истинное воплощение плутовства.
– И Дюрер подписался Кранахом? Но зачем?
– Одно слово – художник, – пожал плечами Спалатин.