Собиратель реликвий - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Тейлор Бакли cтр.№ 17

– Шамберийская плащаница, на которой помешался Альбрехт, впервые упоминается в пятидесятые годы четырнадцатого века. Значит, наша теоретически должна появиться раньше. А ты умеешь подделывать документы?

– Ну ты спросил, – обиженно протянул Дюрер.

– Тоже мне, невинное созданье! Значит, я придумываю легенду, а ты стряпаешь соответствующую документацию.

– Похоже, мне придется все делать самому.

Дисмас ошалел от такой наглости:

– Сначала невинная крошка, теперь – мученик? Кто из нас двоих рискует больше? Давай так: я рисую плащаницу и сопроводительные бумажки, а ты едешь в Майнц и кладешь башку на плаху.

Дюрер фыркнул:

– Если уж Альбрехт готов выставлять напоказ лодку святого Петра, то к первоклассно исполненной плащанице у него навряд ли будут вопросы. Поэтому ты ничем не рискуешь, а вот мне предстоит огромный труд.

– Пятьдесят на пятьдесят.

– Семьдесят на тридцать.

– Тогда отбой. Я намерен продать душу дьяволу за достойную цену.

– Хорошо, – трагически простонал Нарс. – Ладно. Договорились. Мы все равно выкатим такой ценник, что Альбрехту придется взять еще одну ссуду у Фуггера. Предлагаю за это выпить. – Он наполнил кружки. – Говори тост.

– В первую очередь неплохо бы выпить за то, чтобы Господь простил нас, грешных.

– Честно говоря, это довольно упаднический тост.

– А как, по-твоему, Господь отнесется к нашей затее? Мы замышляем святотатство и жульничество.

– Пути Господни неисповедимы. А вдруг это часть Его замысла?

Дисмас вытаращил глаза:

– Надуть архиепископа, всучив ему фальшивый саван Христа? Часть замысла Господнего?

– А что такого? Альбрехт и сам дерьмо, и архиепископ из него дерьмовый. Одна только эта лодка его чего сто́ит! По-моему, вполне очевидно, что мы совершаем богоугодное дело.

– Ага, у меня вот-вот крылья прорежутся. Не пори ерунды, Нарс. Мы делаем это из самых низменных побуждений. Ради денег.

– Ну и что? Если тебя так мучает совесть, раздай свою половину нищим. Я свои денежки придержу. Кто сказал, что богоугодные дела делаются задаром?

Дисмас поднял кружку:

– За милость Божью, да пребудет она безграничной.

Выпили.

– Только без автопортретов, – предупредил Дисмас.

Дюрер закатил глаза.

– Нет-нет-нет, – сказал Дисмас, – не надо корчить рожи. Если на плащанице где-то окажется твое изображение, я не стану втюхивать ее архиепископу Майнцскому.

– За кого ты меня принимаешь?

– За талант первого порядка. И за нарциссиста на порядок выше.

– Выше первого порядка не бывает. Ты ничего не смыслишь в математике. Но ладно, договорились. Как будет благоугодно поставщику святынь при дворах Майнца и Виттенберга.

– По рукам. А теперь давай надеремся. В следующий раз случай представится не скоро.

Дражайший и всененагляднейший Дядюшка! С превеликим души трепетанием обращаю я к Вашему Всеблаготворству эти строки, дабы допревнести до высочайшего внемления весть о приобретении поистине причюдестном и всевосхитительном…

Дисмас бросил перо и выругался. Писатель из него был никакой, это правда. Вдобавок он чувствовал себя последней скотиной, адресуя это надувательство дядюшке Фридриху. Несколько раз он порывался изодрать лист в клочья, но напоминал себе, что если Дюрер прав, то Фридрих никогда не получит этого послания.

Он снова взялся за перо и продолжал:

Вы многажды соизъявляли хотение всемерное залучить какую-нибудь Истинную Плащаницу Спасителя Нашего. Я многажды обтружался утруждался поисканиями указанной вышеозначенной пресвятой святыни согласно всеублажению пожеланий Вашего Светлейшества оным образом изъявленных. И впрямь из самочестнейших устремлений декларировал противление свое…

Дисмас застонал. Проще было бы заплатить какому-нибудь щелкоперу, чтобы тот написал письмо за него. Но это исключалось.

…клеймил плащаницы которых встречал. Но теперь я думается сприподобился узреть ту самую холстину, в которой Спаситель Наш восположен был во Могилу Его.

Как это дело заимело быть место могли бы вопросить Ваше Многолюбие? Очень даже истинно. Я о том поведаю сейчастно. Всенесомненно Присномудрому дядюшке известен некий Бонифаций Монфератский, ославившийся заслуженно снискавший хулу в Четвертом крестовом походе в ранние годы тринадцатого века летоисчисления Христова? Воистину! То самое злозачатое предприятие когда христьянские италийцы вероломно и прецинично жестоко поубивали на смерть христьянских своих братьев, сестер, стариков, беременных женщин и невинных младенцев – возопиеше грех пурпурный! – во Граде Константиновом. И кроволитие то великое было долго и обильно, а жаднокровие свойное взалкаше пресытя предались они града разорению и святостей его ухищению. Истинно говорю, кощунственная хула и святотатство, имя тебе Четвертый поход!

Одной святостью из оных, доселе неведомая и неслыханная об, была истинная холстина погребальная Господа Нашего Иисуса Христа. С худолетья того 1204 года от Рождения Спасителя Нашего, под каковым имею ввиду я вышепомянутый поход крестовый, эта ИСТИННАЯ святая холстина имела место находиться в руках наследника ранее помянутого ранее многопаскудного Бонифация, который, Хвала Господу и всем святым, претерпел заслуженную кончину от руки равножадного до кроволития ему Болгарского Царя Калояна вскоре после. О чем мы возликоваше!

Саван Спасителя унаследовала дочь его Беатриса, маркиза Савонская, после и поелику передавался он по женской линии рода до тех пор паче…

Дисмас писал до глубокой ночи. Решив не удручаться безграмотностью, он дал волю фантазии в отношении фактологических аспектов провенанса. В заключение письма он предупредил дядюшку Фридриха, что уплатил «цену самую ненавистную» настоятелю каппадокийского монастыря, где якобы и обнаружил святейшую из святынь.

В постскриптуме он упомянул, что отбывает с драгоценным грузом из Нюрнберга в Виттенберг через неделю с даты письма, и извинился, что посылает такое конфиденциальное послание с императорским фельдъегерским курьером, ибо хочет, чтобы новость достигла Фридриха как можно скорее. Он подписался «Преданный Вам племянник», почувствовав при этом еще один укол совести.

Перечитав корявую вязь, точнее, липкие тенета криводушных заверений, Дисмас устыдился еще больше, но снова напомнил себе, что Фридрих письма никогда не увидит, так как предназначено оно исключительно для глаз другого его покровителя – Альбрехта Майнцского.

Дисмас свернул письмо в тугой свиток и, вместо того чтобы запечатать сургучом, перевязал шнурком. Снаружи он вывел: «СРОЧНО И СТРОГО КОНФИДЕНЦИАЛЬНО ЕГО ВЫСОЧЕСТВУ ФРИДРИХУ III БОЖЬЕЙ МИЛОСТЬЮ КУРФЮРСТУ САКСОНСКОМУ».