Впереди показался маленький пляжик с белым песком, и Гриша заглушил мотор.
– Вот счастье-то, – говорила Агриппина, выбираясь из коляски. Гриша взял её за руку, помогая вылезти, и Маруся вдруг подумала: а что, если Агриппина заберёт его себе? Она ведь так и сказала!..
…Если он тебе не нужен…
…Как это может быть? Как может быть, что ей, Марусе, не нужен Гриша?! Что она тогда будет делать? Как жить? Она же останется совсем одна! Нет, папа и тётя останутся тоже, но это совсем другое.
…Ей никогда в голову не приходило, будто может когда-нибудь случиться так, что Гриша пойдёт своей дорогой, а она своей. А поезд пойдёт своей – как всегда, ей подумалось несуразное. Гриша был частью её жизни – привычной, иногда удобной, иногда раздражающей, но всегда постоянной. Он никогда и никуда не мог от неё деться! Он оказывается рядом всегда. Вполне можно подыскивать себе кавалеров, сетовать на то, что их нет, строить глазки Антону, всё это время зная: Гриша есть и он рядом.
Шерлок и Джон всегда вместе!..
Ну, не всегда и не до конца вместе, но… но…
Какой-то человек проехал по пригорку на мотороллере, Маруся оглянулась и сбилась с мыслей.
Этот человек на мотороллере почему-то показался ей зловещим. Она проводила его глазами.
Ясно одно: Агриппине она Гришу не отдаст. Она сама ещё как следует не знает, что с ним делать, но не отдаст.
…Или знает и просто притворяется? Перед самой собой притворяется?…
– Я каждое утро купаюсь, – говорил Гриша, прыгая на одной ноге и стаскивая джинсы. – Вода холодная, но, если быстро плавать, ничего.
– Быстро плавать – это как? Как Майкл Фелпс? – спросила Агриппина.
Она расстелила захваченный из машины коврик и клетчатый толстый плед – всё было новое, добротное, английское, расстегнула платье, как будто вышла из него. Маруся вздохнула и отвела глаза. Агриппина была вся загорелая, стройная, золотистая, ровная и длинная.
…Какой-то ужас и вселенская несправедливость.
…А вдруг Гриша сам захочет, чтобы Агриппина забрала его себе?! Если ей, Марусе, нравятся молодые люди «из журналов», почему Грише не могут нравиться такие девушки?! Их красота безусловна и безупречна, в них нет изъянов, они состоят только из совершенств, как будто собраны из материалов самого высшего качества!.. Агриппине даже украшать себя не надо. Ей не нужны косметика, драгоценности и наряды. Она и без них так прекрасна, что глаз невозможно оторвать.
– Что ты на меня смотришь? – осведомилась у неё профессорская внучка. И нахмурилась: – Со мной что-то не так?
Маруся пожала плечами. Она уже была совершенно уверена, что Гриша уедет вечером в Москву с Агриппиной. Тем более Груня в полном восторге от его дурацкого мотоциклета!
…Вот тебе и Шерлок с Джоном. Выходит, это их последнее дело?…
– Ты обещала мне бобровую плотину показать, – напомнила Агриппина.
– Это дальше по ручью.
– Сходим?
Маруся опять пожала плечами. Никуда ей не хотелось идти с Агриппиной! С ней теперь везде будет ходить Гриша.
…Ну и ладно. Ну и пожалуйста!
Снимать юбку и кофту при таком совершенстве профессорской внучки, демонстрировать старенький купальник было никак невозможно, и Маруся села в песок прямо в чём была. Песок оказался тёплым, приятным.
Гриша подошёл и сел рядом.
– Вон там мы прыгали, помнишь? – Он показал рукой, и Маруся чуть не заплакала. Она изо всех сил прощалась с ним, отпускала его, а он ничего об этом не знал. – А ещё ты на тот берег за бабочкой поплыла! Плавать не умела, зато очень хотела бабочку поймать!.. И поплыла! Родители, как увидели, перепугались, твой отец сразу в воду кинулся – тебя спасать. А ты доплыла и на тот берег вылезла.
Маруся покивала.
– Только бабочки все улетели, и ты потом весь день ревела, – добавил Гриша.
Она опять чуть не заревела.
– Марусь, ты чего сидишь? – спросила Агриппина разнеженным голосом. – Давай позагораем немножко. А потом быстро поплывём, как Майклы Фелпсы!..
– Я сейчас, – сказала Маруся и поднялась. – Только погуляю немножко. Вы… загорайте.
– Ты куда? – удивился Гриша.
– Да-а-а… – Она ничего не могла придумать!.. – Пойду сыроежек соберу. Сыроежки с картошкой – очень вкусно!
– Марусь, давай на обратной дороге лучше! И они небось все червивые, август же!
– Я хороших соберу.
Ничего перед собой не видя, думая только о том, что нет больше никаких Джона с Шерлоком и Гриши с Марусей, она зашла в лес и стала подниматься на пригорок. В речке шумела вода, и слышно было, как Гриша и Агриппина разговаривают. Только слов не разобрать.
Из-за поворота вынырнул человек на мотороллере, оглянулся по сторонам и покатил прямо к Марусе. Она всё смотрела под ноги на жёлтые иголки. Он подкатил, спрыгнул с мотороллера, выдернул непонятно откуда железяку и коротким сильным движением стукнул Марусю по затылку.
Она ахнула и неслышно повалилась на иголки.
Он ещё оглянулся – никого не было видно, – прислонил к дереву свой транспорт, поднял под мышки бездыханную Марусю и сноровисто перевалил её через широкий багажник. Подумал, не привязать ли, и решил, что, если понадобится, привяжет потом, подальше. Марусины ноги и руки волочились по земле, но человек не обращал на это внимания.
Налегая на руль, он ходко повёл мотороллер по дороге, а потом, когда кончились мох и папоротник и началась твёрдая, усыпанная хвоей земля, свернул в лес.
Когда он свернул с дороги, его заметил Антон и очень удивился. Он некоторое время постоял, глядя ему вслед, а потом пошёл вниз к реке, которая была уже совсем рядом. Откуда-то взялись комары, и он сломал ветку бузины, чтобы от них отмахиваться.
Через полчаса Гриша начал беспокоиться, а минут через сорок отправился Марусю искать.
– Может, она домой вернулась? – предположила сонная Агриппина. Она дремала на своём клетчатом пледе, рядом, растянувшись, спал Антон. – Набрала сыроежек и решила их отнести? Здесь же всё близко, да?
– Да, – согласился Гриша.
Возвращаться домой Марусе было совершенно незачем, да и не ушла бы она просто так, не предупредив его! Что-то сильно её расстроило, и Гриша подумал, должно быть, она расстроилась из-за того, что Антон застал её в таком… непрезентабельном деревенском виде. Девчонки такие странные! Вечно им кажется, будто они плохо выглядят, как-то не так одеты, причёсаны не слишком хорошо, и – главное! – не на шпильках. Вот когда они не на шпильках, значит, всё плохо. Гриша ничего не понимал в красоте шпилек и однажды даже спросил, в чём тут дело. Маруся долго и нудно толковала что-то про тонкость щиколотки, про лёгкость походки, про устремлённость ввысь… Грише быстро надоело слушать, и он сказал, что читал однажды в научно-популярном журнале, что самка павиана, когда хочет понравиться павиану-самцу, ходит перед ним на цыпочках, и шпильки, видимо, это что-то оттуда.