Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1999 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бовыкин cтр.№ 124

Большинство депутатов не спешило признаваться коллегам в своих промонархических взглядах. До какой степени доходила эта скрытность, показывает следующий эпизод. Дюма, бывший тогда членом Совета пятисот, вспоминал, что генерал Моро под большим секретом сообщил ему о попавших в руки Директории бумагах, компрометировавших Пишегрю. Не имея права разгласить тайну, Дюма пытался намекнуть Пишегрю, что о его переговорах с Людовиком XVIII известно правительству, а генерал делал вид, что не понимает, о чём идёт речь .

Логика Пишегрю понятна: Дюгон, на основе изучения переписки президента де Везэ и ряда других агентов приходит к выводу, что до 18 фрюктидора генерал постоянно колебался, но в итоге так и не предал Республику и не заключил никаких соглашений с Людовиком XVIII. Скорее всего, он просто избегал роялистских агентов, особенно после того, как был избран в Законодательный корпус, и окончательно перешёл на сторону короля только после переворота . В схожем русле шли и мысли Дюма:

Я остался уверен, что у него нет никакого сформировавшегося плана, что он отказался от своих старых проектов с тех пор, как оставил командование армией, и ограничивался лишь тем, чтобы выиграть время и скрыть затруднительное положение, в котором он находился, от пылких людей, веривших, что найдут в нём могущественного союзника...

Весьма характерно в этом плане, что современники оценивали успех на выборах сторонников монархии куда скромнее, нежели историки. По оценке д’Андре, они так и не получили решающего преобладания в Советах, особенно в Совете старейшин: из 750 депутатов роялистами, по его мнению, были около 200, причём только 80 из них - сторонниками возвращения Людовика XVIII. Число сторонников Директории он также оценивал примерно в 200 человек .

Вторым фактором стала невозможность для монархистов договориться с республиканцами, которые в других условиях могли бы стать их союзниками. Дюма рассказывает о беседе с Трейаром, бывшим секретарём Месье и будущим Директором, который в то время пользовался большим влиянием в Совете пятисот. Трейар заверил, что считает друзей Дюма честными и способными людьми и был бы не против поработать вместе. Вот только, будучи цареубийцей, он понимает, что друзья Дюма его и его товарищей рано или поздно погубят, что и заставляет их быть непримиримыми врагами .

По исторической литературе кочует легенда о том, что ещё в январе 1797 г. Людовик XVIII, стремясь привлечь на свою сторону цареубийц, подписал 21 помилование . По всей видимости, её запустил в своих мемуарах граф де Монгайяр . Однако эта история представляется мне совершенно невероятной и никак не согласуется с другими известными фактами. В частности, в список «помилованных» входит Ларевельер-Лепо, в чьём республиканизме сомневаться не приходится.

Третий фактор - отсутствие силы, которая смогла бы добиться от промонархически настроенных депутатов координации действий.

Хотя Людовик XVIII вот уже почти два года заявлял о необходимости работать рука об руку с конституционными монархистами, предлагаемая королём схема взаимоотношений подразумевала, что все они, включая Монаршьенов, будут трудиться под его руководством над реализацией его модели будущего государственного устройства, при построении которой он, безусловно, учтёт, насколько сможет, их пожелания. Для принца, выросшего при Старом порядке, такая система была абсолютно естественна и не могла служить предметом для переговоров, поскольку эти переговоры ставили бы под вопрос саму суть королевской власти.

Людовик-Станислас полагал, что и без того совершил беспрецедентную вещь: протянул руку дружбы тем, кто принимал активное участие в развязывании Революции. Все его действия, включая приближение к себе д’Андре, все его заявления говорили о том, что эта политика для него - не случайность и не тактический манёвр. Осенью 1797 г. в инструкции своим агентам король писал:

Ещё до той эпохи, когда Провидение призвало меня на окровавленный трон моих предков, г-н Мунье предоставил мне возможность заявить о моих чувствах, и я воспользовался ею, чтобы заверить в забвении ошибок и даже в прощении преступлений. Дважды с тех пор я возобновлял, подтверждал, свидетельствовал достоверность этих деклараций, и сим я имею удовольствие подтвердить их вновь. Прочность моих принципов - залог моей верности своим обещаниям .

Тем не менее многие конституционные монархисты, хотя и видели в короле законного государя, не спешили сотрудничать с ним на таких условиях. Это относилось и к части действовавших в 1797 г. депутатов.

Возможности Людовика XVIII руководить роялистами также были ограничены, хотя и по иным причинам. Находясь за сотни километров и лишившись ряда членов Парижского агентства, связанных со многими другими людьми, он пытался, как мог, скрепить расползающуюся ткань заговора. Де Помель мобилизовывал для сопротивления планам Директории людей, находившихся в орбите Парижского агентства. Д’Андре плотно работал с депутатами. Де Ла Мар пытался организовать Королевский совет. На то, чтобы способствовать успеху на выборах промонархически настроенных кандидатов, этих усилий хватило, на то, чтобы восстановить монархию, - нет.

Не мог сыграть роль координатора и генерал Пишегрю. И потому, что до последнего не хотел противопоставлять себя Республике, и, видимо, по своим личным качествам. Как отмечал де Воблан,

я часто замечал по его высказываниям, что он даже не думает, что может что-то сделать, не командуя армией, и что он чрезвычайно далёк от того, чтобы решиться на то, что называют «внезапным ударом» (coup de main). Во время тайных переговоров все его слова сводились к следующему: «Дайте мне армию, и сами всё увидите» .

Погосян в качестве причины пассивности Пишегрю называет и то, что генерала не включили в организованный Людовиком XVIII Королевский совет , однако он основывается на воспоминаниях депутата Ж.-П. Фабра, которые считаются весьма сомнительными : к ним приложил руку тот же Э.Л. де Ламот-Лангон, что сотворил десятки других «воспоминаний» участников Революции, включая двенадцатитомные «мемуары» Людовика XVIII . Доде же, напротив, уверен, что Пишегрю не только был включён в Совет, но и получил право вводить в него других членов по своему выбору .

Видя пассивность Пишегрю, несколько депутатов, найдя выход на Карно, пытались уговорить возглавить переворот его, но Директор колебался, поскольку никто точно не мог ему сказать, какая часть Законодательного корпуса эту идею всерьёз поддержит . Де Воблан вспоминал:

Нет сомнений, что в этот уникальный момент тирания Директории могла закончиться за один час, если бы Карно проявил себя. Чрезвычайно унизительно признавать, что с ним мы были бы сильны, а без него мы были ничем .

Кроме того, Карно не хотелось однозначно связывать себя с роялистами. Де Ла Рю, который в своих мемуарах достаточно подробно рассказывает о ходе этих переговоров, не без сарказма замечает, что республиканские убеждения не помешали Карно стать при Наполеоне графом, пэром и министром .

В результате, как вспоминает Дюма, хотя монархисты и чувствовали, что Директория собирается с силами и ждёт прибытия Ожеро, они ничего не могли сделать: «Мы были завалены обращениями, предложениями оказать услуги, но ничто не было, да и не могло быть организовано» . Уже 15 фрюктидора Дюма сообщили, что составлены проскрипционные списки, и его ждёт депортация в Гвиану, верный Советам полковник предлагал нанести удар первыми и убить Барраса и Ребеля. Но Советы бездействовали: одни полагали, что у них нет достаточного количества верных и энергичных людей, другие - что не хватает решительного лидера. Не хватало, судя по всему, смелости и уверенности в поддержке войск: за несколько дней до переворота, если верить Дюма, Законодательному корпусу предлагал свои услуги генерал Клебер, однако ему не смогли пообещать, что у Советов есть достаточное количество верных подразделений . Нужно было срочно принимать решение, но человека, который готов был бы его принять, у Советов не оказалось.