Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1999 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бовыкин cтр.№ 120

О том, как делались такие вещи, можно узнать из письма, захваченного в июне 1799 г. у английского агента Луи Дюперу (Duperou) :

Вот каков был способ, которым члены Директории пользовались во время ежегодного жребия, чтобы не ошибиться в отношении того, кто, по предварительным договорённостям, должен был выбыть из Директории. Он был следующим: один из пяти шариков из слоновой кости погружали в горячую воду; в момент вытягивания жребия его помещали в урну, и тот, кто выбывал, чувствуя тепло, не мог ошибиться, вытаскивая чёрный шар. Вы знаете, что слоновая кость, долгое время оставаясь в горячей воде, может сохранять тепло на протяжении нескольких дней. Баррас, когда приближалось время жребия, всегда объявлял, что свернёт шею тому, кто подстроит его исключение, а другие члены Директории, ценя все его достоинства, соглашались, что будет правильным во всех отношениях, чтобы он не выбывал .

7 прериаля V года (26 мая) на место Летурнёра голосами правых депутатов был назначен Бартелеми.

После выборов в Законодательный корпус политические пристрастия членов Директории оказались особенно принципиальны. Хотя Конституция III года не предоставляла им никакой легальной возможности повлиять на законотворчество или кассировать выборы, правительство оставалось единственной силой, способной сохранить Республику. Но захочет ли оно это сделать? И сможет ли? Ответы на эти вопросы были отнюдь не очевидны.

Формально все пять Директоров считались республиканцами. На деле же существовала уверенность в республиканских убеждениях лишь Ларевельера-Лепо. О том, что Барраса уже долгое время подозревали в переговорах с роялистами, рассказывалось ранее. Пытались вести аналогичные переговоры и с Карно (хотя, похоже, они ничем не завершились, тот отказал). Ребель считался республиканцем, однако и его в Париже подозревали в роялизме . Склонность Бартелеми к реставрации монархии не вызывала сомнений практически ни у кого.

Не могли объединить коллег и личные симпатии. Баррас традиционно блокировался лишь с Ребелем , считая Ларевельера беспомощным фантазёром и ревниво относясь к славе Карно. Ларевельер презирал Барраса как политика морально нечистоплотного и не доверял Карно, считая того сторонником монархии. Карно видел в Баррасе термидорианца, то есть человека, свергнувшего тот самый всемогущий Комитет общественного спасения, в котором «организатор победы» играл видную роль. В ситуации, когда Карно и Летурнёр (а затем Бартелеми) старались держаться сообща, а Ребель зачастую следовал за Баррасом, позиция Директории начала зависеть от того, чью сторону примет Ларевельер, который вначале был солидарен с Карно и Летурнёром, а примерно с середины июля 1797 г. стал поддерживать Барраса и Ребеля. «Присоединение Бартелеми сделало Карно слабее, чем если бы он оставался один» .

Неоднозначность этого расклада усугублялась ещё и тем, что если для Ларевельера-Лепо выбор союзников был делом и личных, и политических пристрастий, то Баррасу и Ребелю пришлось определяться, что лучше - синица в руках (посты Директоров) или журавль в небе (посулы роялистов). С чем же был связано их решение поддержать республиканцев?

В историографии бытует точка зрения, что колебания Барраса прекратились после того, как 2 мессидора V года Республики (20 июня) или чуть позже он получил от Бонапарта перехваченные тем документы, изобличающие генерала Пишегрю в тесных связях со сторонниками монархии. Командующему Итальянской армией они достались, когда благодаря стремительному наступлению французов Бернадоту удалось арестовать в Триесте графа д’Антрэга и захватить его портфель с документами. Самым важным из них была подробная запись беседы с де Монгайяром, в которой обсуждалась измена Пишегрю . Однако эти бумаги не представляли для Барраса никакой угрозы, а падение Пишегрю, хотя тот и был одной из ключевых фигур, не повлекло бы за собой отставку других депутатов-роялистов.

Ряд историков верит мемуарам современников, в которых упоминается, что Баррас вёл переговоры с Питтом и попросил в обмен на лояльность 12 миллионов, но премьер-министр Англии отказал , и якобы именно это толкнуло продажного директора в объятия республиканцев. Скорее всего, это является отзвуком тех переговоров, о которых уже шла речь ранее, когда доверенные лица Барраса пытались установить контакт с Мальмсбери и Питтом. Де Воблан вспоминал:

...Баррас в одиночку задумал другой заговор. За два или три месяца до 18 фрюктидора он поручил человеку, собиравшемуся в Англию, повидать английского министра и поделиться с ним этими планами. Он обещал совершить революцию в пользу роялистской партии и отдать корону законному государю. Он требовал 12 миллионов, которые должны были оказаться поделены между ним и его доверенными лицами. Эти предложения приняты не были. Я абсолютно уверен в том, что рассказываю. Я знал человека, которому Баррас поручил эти переговоры .

Однако переговоры, как мы знаем, были прерваны лишь в августе 1797 г., тогда как Баррас принял сторону республиканцев самое позднее к середине июля.

Встречается и третья гипотеза: Баррасу приходилось считаться с настроением армий, забрасывавших Париж жёсткими антироялистскими петициями . В то же время, как справедливо замечает сам Погосян, выдвинувший эту версию, солдаты начали активно выказывать свои республиканские симпатии ещё как минимум в феврале , а особенно угрожающим их тон сделался, когда различные подразделения армии Бонапарта стали принимать петиции по случаю 14 июля , то есть в Париже их могли получить явно уже после того, как Баррас совершил свой выбор.

На мой взгляд, царившие в армии республиканские настроения были лишь одним из обстоятельств, повлиявших на решение Барраса, в конце концов, у роялистов имелись свои генералы, пользовавшиеся популярностью в войсках. Другим было то, что Директору так и не удалось ни о чём договориться с агентами Людовика XVIII, в том числе и о личной безопасности, тогда как Веронская декларация не сулила цареубийцам ничего хорошего, а последующие документы никак не конкретизировали, какие оказанные королю услуги могут обеспечить прощение.

Значительно более важным мне видится то, что сам общий политический расклад летом 1797 г. не благоприятствовал планам сторонников монархии. Хотя они и пользовались поддержкой в стране и даже фактически одержали победу на выборах, антиреспубликанский государственный переворот мог стать реальностью, только если бы сторону заговорщиков принял либо Законодательный корпус, либо правительство. Однако среди членов Директории надеяться в этом плане Баррас смог бы лишь на одного Бартелеми: Карно поддержать роялистов не рискнул. К тому же во время переговоров с ним быстро стало ясно, что если он и присоединится к заговорщикам, то лишь в том случае, если смена власти будет проходить под его руководством, что Барраса, разумеется, не устраивало. В Советах сторонникам восстановления монархии также пока не хватало решимости.

Разыграть республиканскую карту казалось значительно проще. Можно было не менять Конституцию, Баррас хорошо знал несколько генералов (включая Бонапарта), готовых его поддержать, а Ларевельер и Ребель были не против образовать с ним достаточное для принятия решений большинство. Союз этот, правда, отнюдь не означал тесной дружбы или полного взаимопонимания: и Ларевельер, и Ребель постоянно боялись быть обыгранными Баррасом и наблюдали за его действиями с немалой подозрительностью.