– Это че ж такое? – полюбопытствовал он у одного из светящихся жилетов. – Охренеть.
Тому польстило искреннее изумление:
– Машинерия и декорации для балета «Сапфиры».
– Охренеть, – повторил Петр, задирая подбородок.
Вокруг ахали, подняв лица. В небе разворачивал локоть огромный кран. Грузовик издал звук, похожий на бздех тираннозавра.
– Такая дура если ебнется… – мечтательно сказал один работяга другому. Петр с невольным интересом прислушался: в нем, как в любом в такой ситуации, проснулся семилетний мальчик с любовью к большим машинам.
– Бля, – отозвался тот, что постарше. – Вплоть до минус седьмого разворотит.
– Бля, – согласился первый.
«Бля», – подумал и Петр. И тут увидел Веру, жену Бориса. «Женщина в кафе», вспомнил он, не зная, почему. Хм… Доводы за? Вера, по крайней мере, из тех, кто оставляет щедрые чаевые. Доводы против? Все остальные. Краем сознания Петр слышал разговор рабочих:
– Сплюнь. А то у нас тут уже почти народная примета: как в спектакле Белова, так с техникой на минус седьмом обязательно какая-нибудь хуета.
– Тьфу-тьфу-тьфу.
И старший рабочий безо всякого мегафона зычно заорал крану:
– Кормой ее вводи… Жопой! Жопой!
Жена Бориса сверкнула сумкой и скрылась в подъезде театра.
18
Вера – «женщина в кафе»? Хуйня на постном масле. Щедрые чаевые – не доказательство.
Вера – не тот человек в принципе.
Я уже давно заметил, что ум и хитрость – не одно и то же. Бывают очень глупые люди, которые при этом очень-очень хитры. А бывают простодушные интеллектуалы. Не назову Веру интеллектуалкой. Но в ней есть какое-то простодушие.
Вот в Борисе простодушия нет. Борис – очень-очень хитрый.
Когда Борис позвал меня к себе работать, я уже знал, что он – мягко говоря, не дурак. Все-таки его не подстрелили в 90-е. И он ни разу не вляпался по-крупному. Да еще в Питере. Да еще в пору войн за порт – главные ворота, через которые наркота шла к нам на северо-запад.
Борис вовремя со всего этого спрыгнул. Пока тупые бандюки решали, как будут возить из Роттердама героин (а потом мы их всех – без ложной скромности говорю – и приняли), Борис раньше всех скумекал, куда все катится. Перековал меч на орало – начал ввозить компы. На этом он и поднялся. Говорю же, варит башка. Я знал это всегда.
Но всякий раз, когда сам видел, как быстро работают у него мозги, поражался. Это как, ну не знаю, вы всегда работали на компе Core I7 (что тоже ништяк, конечно), полагали, что круче не бывает. А потом сели за Deep Blue. Не помню, удалось там Каспарову в итоге обыграть Deep Blue в шахматы или нет?
О’кей, вот для примера простая история.
Хотя все, что касается семьи Бориса, ну очень непросто. Поэтому сделаю несколько подходов, как пердучий болгарский штангист – к чемпионской штанге.
Во-первых, есть Витя – не его сын. Витя сын Веры. Борис у Веры второй муж. Первого ее мужа, то есть Витиного отца, я никогда не видел, но думаю, гондон был полный: бил Веру головой об батарею. При ребенке. То есть вообще улет. Яйца таким надо отрывать, я считаю. Не знаю, как и когда он исчез из Вериной и Витиной жизни. Когда я начал работать у Бориса, они с Верой уже были женаты, уже у них была своя дочь – Аня. Подонок исчез навсегда. И слава богу.
Во-вторых, есть Аня. Она дочь Веры и Бориса. Ребенок от второго брака, но что круто: по Вите и их с Аней отношениям не догадаешься. Обычно пасынки ревнуют к детям от второго брака. Демонстративно слетают с катух: сбегают из дома, нюхают, бухают. Витя? Ни фига. Всегда был отличником. Всегда в полном порядке. Всегда у него все получалось. Сам решил, где будет учиться. Пошел по технической линии. Где-то за границей. Сам поступил. Голова – блестящая. С Аней отношения до сих пор чудесные. Никогда не подумаешь, что не полностью родня. Брат и сестра. Всегда меня этим поражали. Видимо, это Витю тоже хорошо характеризует.
Аня – совсем другой жанр.
Она, конечно, девочка с завихрениями. Но тут и Веркина вина есть. И есть, и нет. Борис – страшный ходок, страшный. Любитель женщин, говоря более почтенным языком. Но это сразу про него ясно: не будь он ходоком, не заварилась бы вся эта история с Ириной да балериной.
Борис любит баб. Точка.
Он не переодевается в лифчик и чулки. Не ползает с резиновым кляпом во рту у ног Хозяйки. Не лупит сам. Не содержит гарем из юных провинциалок. Он просто любит баб. Как рыбак любит рыбу, а грибник – грибы. За постоянное ощущение пока неведомой встречи, которая поджидает впереди. За ощущение, что завтра будет лучше, чем вчера. Завтра будет что-то новое. И уже поэтому оно лучше всего, что было.
Борис в некотором роде – человек будущего. Он смотрит только вперед. На веер возможностей, на разбегающиеся в разные стороны новые дороги.
А Верка… Верка давно решила закрывать на все глаза.
Не осуждаю: твой выбор, ты его сделала. Уважаю. Но раз уж решила? – так закрывай! Я так считаю. А она нет. Перед Борисом всегда притворялась, что ничего не знает. Зато все всегда вываливала детям. Все обиды свои. С одной стороны, я ее понимаю: когда они с этим гондоном жили, с ее первым мужем, только Витька у нее и был единственным близким человеком, с которым можно поговорить и не сойти с ума. Но блин, мамаша! Ему же только шесть лет! В смысле: тогда было. Если не пять.
Ну и Ане она тоже душу изливала. Теперь уже Вите – и Ане. Как у папы опять новая женщина, как мама опять горюет, и так далее. Детки – мамины единственные друзья. У любого чердак малость покосится от такого детства.
Это было в‐третьих.
А сейчас – сама история.
Уж не знаю, зачем Аня тогда отца поговорить вызвала. Может, просто подростковые гормоны жгли ей мозг. Договорилась, что вместе поужинают в ресторане какого-то отеля, уже не помню: вроде и нет его больше. В Москве так быстро все меняется…
Но у Бориса на тот момент были поебушки с Наташей Ли. Моделью. Не телкой, которая просто называет себя моделью, чтобы не называться блядью. А настоящей моделью: плакаты, подиумы, вот это все. Причем в Париже, Нью-Йорке, Лондоне. Вот Бориса и повело. Ему нравятся известные бабы. Я это и по Беловой понял.
Но Белова, по-моему, страшная как атомная война. А Наташа…
Она, конечно, никакая не Ли. Просто оставила две первые буквы от своей русской фамилии с кучей «ш» и «щ», чтобы у западных агентов глаза не сломались и башка не взорвалась. Красивая баба. Нет. Дико красивая. Ушлая, главное. Очень Борису голову заморочила.
Как назло, именно в тот день Наташа, наконец, решила пасть. Уж не знаю, сколько Борису это стоило. Думаю, немало.
Как назло – конечно, для Ани. Потому что Наташа поманила пальчиком (или лучше сказать, трусиками), Борис помчался – и про Аню, про их ужин совершенно забыл.