После выписки Воган, у которого парализовало обе ноги, пересел в инвалидную коляску, которую возили последние из самых преданных его сторонников. Постепенно ему удалось, пусть отрывочно, восстановить в памяти последовательность событий трех минувших десятилетий и принять единственно верное, по его мнению, решение, в результате чего его бездыханное тело вскоре обнаружили в кабинете бывшего клуба «Блэк-бильярд». Вскрытие показало, что он раскусил ампулу с цианидом. Подобными ампулами снабжали во время Второй мировой войны шпионов, работавших как на союзников, так и на страны оси, – на случай, если они попадут в руки врага. Журналисты обратили внимание публики на то, что Воган покончил с собой точно тем же способом, что и Герман Геринг в Нюрнберге. Этот жест отчаяния широко обсуждался в прессе, в отличие от другого поступка покойного, о котором не писали а газетах: Воган завещал все свои немаленькие деньги и здание «Блэк-бильярд» Обществу защиты животных, специально подчеркнув, что сделал это потому, что «всегда любил больших собак». Получившая наследство ассоциация воздержалась от комментариев. Так и не ставшее штаб-квартирой партии «Франция-Республика» здание «Блэк-бильярд», ремонт в котором так и не закончился, было продано американскому пенсионному фонду. Сегодня от Вогана осталось только надгробие на семейной могиле в Жювизи; раз в год сюда приходят его немногочисленные соратники; постояв немного, они идут пить пиво в память о «командире».
* * *
Пока Воган лежал в больнице, убежденный, что на дворе 1985 год, основные политические силы страны продолжали готовиться к президентским выборам. Действующий президент, несмотря на весьма посредственные результаты своего правления и близкий к нулю рейтинг популярности, объявил, что намерен вновь баллотироваться на высший пост в государстве. Общественное мнение возмутилось, но большинство ведущих политиков восприняли новость философски, с присущей им осторожностью рассудив, что прежде, чем бушевать, надо дождаться исхода внутрипартийных праймериз. Как ни странно, действующий президент победил Франсуа Ларнье, пусть и с минимальным перевесом. Последний, по данным всех опросов лидировавший в гонке, в тот же вечер дал изумленным журналистам чрезвычайно нервное интервью. «Только не он! – кричал проигравший. – Никогда не поверю! Вот увидите, я этого так не оставлю!» На следующий день адвокаты обоих участников праймериз подали ходатайство с требованием пересчета голосов. Разбирательство продлилось не одну неделю, и в его ходе вскрылись поразительные аномалии. Так, один из сторонников Франсуа Ларнье, скончавшийся два года назад, в день праймериз восстал из мертвых и явился отдать голос за своего кандидата. Некоторые партийные активисты, проголосовавшие за президента, внезапно сменили место жительства – по старым адресам их не оказалось, а соседи в один голос уверяли, что сроду не видели этих людей в глаза. Оппозиция подняла шум, заговорив о фальсификациях и подтасовках, «позорящих республиканскую мораль, разрушающих дух институтов и марающих образ Франции». Ситуация грозила обернуться крупным политическим скандалом, когда действующий президент принял решение – возможно, лучшее за все время правления, – снять свою кандидатуру с выборов. В коротком телевизионном интервью он назвал это решение «взвешенным и лишенным эмоций», но зрители программы вечерних новостей ясно видели, как на последних словах у него дернулась губа. Он объяснил свой поступок стремлением «прекратить распространение слухов и клеветы и положить конец атмосфере недоверия, губительной для демократических институтов и честной политической конкуренции, без которой любые выборы, как местные, так и президентские, теряют всякий смысл. Я не прощаюсь с вами, дорогие соотечественники, – добавил он, – я остаюсь на своем посту и несу полную ответственность за происходящее в стране вплоть до новых выборов. Да здравствует республика! Да здравствует Франция». Это было его последнее интервью – больше он не произнес публично ни слова.
Мечта Франсуа Ларнье сбылась: именно на его плечи легла тяжкая обязанность представлять свою партию на президентских выборах. Оппозиция, с ужасом ожидая повторения скандала, на совместном заседании политбюро большинством в один голос проголосовала за отказ от праймериз. Со своей стороны, Национальный фронт не жалел усилий, разоблачая политическую нечистоплотность конкурентов и выставляя себя образцом сплоченности и порядочности – единственной партией, способной консолидироваться вокруг кандидата и не склонной задаваться лишними вопросами. Так выглядел политический пейзаж, когда ЖБМ, по-прежнему лидировавший во всех соцопросах на тему «Кому вы доверили бы управление Францией на ближайшие годы», заявил о своем намерении баллотироваться на пост президента страны. Он не представлял ни одну партию и ни одно политическое движение; за ним стояло лишь электоральное объединение под названием «Союз за Республику».
Уже назавтра некий журналист сравнил – и не без оснований – всех политиков со «стаей испуганных ласточек, которые с громким щебетом носятся кругами над французским садом за четверть часа до грозы». В рядах партийных деятелей началась паника, но никто из них не смог четко и ясно высказаться по поводу внесистемного кандидата. Число кандидатов от оппозиции достигло шести, и каждый выступал с программой, опровергающей программу коллег, что создавало впечатление полнейшей какофонии и редкостного идиотизма. Становилось все более очевидным, что в стране нет ни одного вменяемого гражданина, готового доверить судьбу Франции и ее ядерного потенциала кому-нибудь из этих растерянных и подавленных людей, неспособных даже отвечать на вопросы журналистов.
* * *
Соперники запустили против ЖБМ кампанию «черного пиара», призванную опорочить его перед избирателями, но за владельцем «Аркадии» не нашлось ни одного греха: он не устраивал в своих офисах ремонт класса люкс, не швырял в ресторанах баснословные суммы, не покупал скандально дорогих произведений искусства, не пользовался бизнес-джетами, не строил себе дворцов и не имел тайных счетов в офшорах. В реальности ему смогли выдвинуть всего четыре обвинения:
– он женился на богатой женщине. Но это не было запрещено законом, кроме того, накануне женитьбы он был ненамного беднее наследницы империи «Катенак»;
– он ездил в автомобиле американской марки «Линкольн». Но на этот аргумент люди говорили: «Ну и что? Если он купил машину на свои деньги, это его личное дело»;
– он носил часы марки «Бреге». Но это воспринималось скорее как свидетельство хорошего вкуса, тем более что часы на запястье ЖБМ на протяжении последних двадцати лет были одни и те же;
– он собрал целую коллекцию запонок. Но эта невинная прихоть никак не тянула на преступление.
Деньги, деловые связи, секс, наркотики – по этим пунктам не удалось нарыть ничего.
Разумеется, «черные пиарщики» раскопали историю с самоубийством брата ЖБМ, покончившего с собой в витрине «Былых времен», от которой за милю несло театральщиной, но, даже не совещаясь между собой, пришли к единому мнению о ней не упоминать. Не потому, что им мешало почтение к памяти мертвого – о таких вещах они не задумывались. Но по здравом рассуждении они решили, что попытка использовать этот трагический эпизод во вред ЖБМ обернется против их заказчиков: люди не любят, когда устраивают пляски на костях близкого родственника. Не важно, по какой причине и при каких обстоятельствах его брат свел счеты с жизнью, – для него это была трагедия, а трагедия требует молчания и сочувствия. «На него ничего нет! Ничего!» – в отчаянии восклицал один из главных пиарщиков, понимая, что завалил работу по очернению ЖБМ. Домисиль Кавански, которая в расчетах с клиентами перешла на почасовую оплату, предложила ЖБМ работать на него бесплатно. Она подписала с ним соглашение, по условиям которого ее советы носили «рекомендательный характер и не являлись предметом какого-либо финансового регулирования». Домисиль рассудила, что брать деньги за возможность войти в историю – слишком даже для нее.