– Ты любишь морочить мне голову. Что за вазитву еще выдумал?
Эх, ну какая злая сила сделала глаза этого человека такими непроницаемыми, а его голос – таким невозмутимым?! Мраморное изваяние не казалось бы спокойнее, отвечая:
– Вазитва – это колдовская сила взгляда. Факиры, йоги, аскеты служат богам и в благодарность наделяются даром укрощать и даже убивать диких зверей одною лишь силою взгляда. Однако против человека сей дар богов направляют только дакини, жестокие и свирепые демоницы, составляющие свиту Баваны-Кали. Одна из них искушала тебя, но, не добравшись до твоего сердца, едва не погубила твое тело.
– Тамилла! – догадался Василий. – Дакини, о которой ты говоришь, – это Тамилла? Вот чертова кукла! Значит, это ее глазищи горели, как два кровавых огня? А я-то, признаться, думал, это сама Кали уставила на меня свои гляделки… правда, почему-то только две, а не три.
– Ты был недалек от истины, ибо Тамилла – земное воплощение Баваны-Кали во всех обрядах тхагов-душителей.
– Вот как? Но она уверяла меня, будто Варенька… будто они похитили Вареньку и меня, чтобы изображать Кали, жаждущую очищения от крови, – растерянно пробормотал Василий.
– Да, мало кто поистине понимает значение Кали! – вздохнул Нараян. – Мало кто может видеть ее без страха за свою жизнь. Кали черна, ибо она вход в пустоту. Ее чернота состоит из всех цветов и поглощает все цвета. Ее нагота привлекает и отталкивает. Ее три глаза означают, что она абсолютно властна над тремя составными частями времени: прошлым, настоящим и будущим. Ее руки простираются во все стороны света: на запад и восток, на север и юг. Ее высунутый язык говорит о чувственной и всепоглощающей природе… Но может ли кто-то представить себе, чтобы Кали пожелала очиститься от крови жертв, а значит, пожелала расстаться со своей сущностью?!
– О, будь она проклята! – вскричал Василий, безнадежно махнув рукой. – Я отчаялся понять, что тут к чему! Мне не до этого! Скажи, где моя жена? Ты знаешь? Она жива?
Нараян медленно кивнул.
– О, слава Господу! Эта тварь Тамилла подсунула мне ожерелье Кангалиммы, будто бы поднятое со дна крокодильего рва, куда в порыве отчаяния бросилась Варенька. Но я не поверил, я заставил себя не поверить ей, иначе умер бы на месте! Но где она? Скажи, если знаешь!
– Чандра во дворце магараджи Такура, – произнес Нараян, и Василию показалось, будто он получил удар тяжеленной палицей в подбрюшье.
Он слепо рванулся куда-то вперед, но рука Нараяна уперлась ему в грудь.
– Не бойся. Магараджа сластолюбив, но он не тронет Чандру. Иначе он заключит в объятия огонь жестокий, голыми руками схватит кобру!
– Полегче… – выдохнул с ненавистью Василий, и Нараян, взглянув в его побелевшие от ярости глаза, счел необходимым пояснить:
– Кали не простит своему жрецу любовной связи с другой богиней, тем более – со светлой Чандрой. Магараджа мог участвовать в обрядах детей Луны, надев на себя лживую личину, однако любодействовать он может только с демоницами, подобными Тамилле. Но медлить и слишком успокаиваться не стоит. То, что для нас, детей Луны, – смысл существования, для служителей Кали всего лишь жертвенная солома на алтаре Агни.
– Ты говоришь о смысле существования, – тихо проговорил Василий. – О каком смысле? Какого существования? Научи меня хотя бы малости: видеть смысл в твоих поступках! Ты дважды спасал жизнь Вареньке – нет, трижды, ведь и от душителей ты хотел спасти ее, только они оказались хитрее. И вот в ту минуту, когда ей снова грозит смертельная неведомая опасность, ты… – Он осекся, мучительно подбирая слова, потому что мысли текли вразброд. – Я не спрашиваю, как ты вытащил меня из страшного подземелья. Я не спрашиваю, как ты излечил рану, которую сам нанес мне, – излечил почти бесследно! – Василий потер пальцами левое плечо, боль из которого стремительно улетучивалась, оставляя по себе лишь легкое онемение. – Но, похоже, настало время объяснить мне, настало время сказать, почему сейчас, когда она в плену у этого беспощадного человека, ты спасаешь не ее, а меня?!
Острая молния сверкнула в глазах Нараяна, ноздри слегка дрогнули.
– Ты смутил меня, господин, – сказал он, и Василий вздрогнул, впервые услышав в голосе Нараяна отзвук покорности. – Я забыл о том, что вам, европейцам, нужно всегда знать, что происходит и зачем. О да, прежде всего – зачем! Для нас ведь все просто: Карма ведет, Карма движет, Карма берет, Карма следует, Карма связывает, Карма отпускает, Карма дает, Карма никогда не находится в покое! Нам достаточно во всем и всегда следовать путем своей Кармы. Но ты живешь не божественной волею, а волею себя самого, случайностью, прихотью своей судьбы… Что же, ты вправе знать, и я поведаю тебе, если желаешь, наши тайны, однако не взыщи, если мой рассказ покажется тебе краток. У меня и у тебя нет времени на долгое повествование, ведь твоя жизнь по-прежнему в опасности, а жизнь богини сейчас зависит от твоей жизни!
– Богини?! – пробормотал Василий.
Нараян кивнул:
– Чандры. Твоей жены.
– Значит… О господи! Значит, Тамилла все-таки говорила правду. Она была воплощением богини!
– Я служу обоим мирам – небу и земле. Магараджа Такура и Тамилла служат только темной, подземной патале, где живут темные демоны и наги, противостоящие небесным богам. Там ложь произрастает, как трава, из коей добывают яд, который когда-нибудь уничтожит Вселенную! Аруса… Аруса, вспомни это имя! Вспомни все, что было с тобою в лунную ночь, и подумай: разве это похоже на кровавые жертвоприношения Кали?! Что было там еще, кроме божественной страсти, которая зажгла в ваших телах и сердцах неугасимый огонь, соединивший вас навеки и позволивший воскресить все, чему следовало остаться в безднах забвения?
– Да, страсть! – прошептал Василий, чувствуя, как оживают воспоминания. – Страсть и красота! Значит, правда, что ты похитил меня в той рыбацкой деревушке для участия в обряде? А где ты нашел Вареньку?
– Чандру отыскал магараджа Такура. Mы долгое время думали, что он один из детей Луны, однако он лишь надевал на себя лживую личину, а сам был одержим желанием принести нашу богиню на алтарь Кали. Дравиды ненавидели ариев и всегда враждовали с их исконными богами.
– Арии? – переспросил Василий. – Авеста, Заратуштра… арии… что-то я читал такое, ей-богу, только не помню!
– Дравиды – коренное население Индостана. Дикари! Мы, арии, древнейший пранарод, явившийся из северных земель.
– С Тибета, что ли? Ну, так это еще не север. Север, знаешь ли…
– Знаю, – перебил Нараян. – Наши предки пришли из тех земель, где солнце восходит и заходит один раз в год, а один год делится на один долгий день и одну длинную ночь.
– Не смеши, – отозвался Василий. – Это что ж, индусы из Архангельска пришли, что ли?
Лицо Нараяна снова замкнулось.
– Не стану терять время, убеждая тебя. Пока ты должен будешь поверить на слово, что в тех землях ночь длилась дольше, чем день, а значит, Луна была владычицей небес – Луна, а не Солнце! Остатки нашей религии сгорели в пылающем костре дравидийских верований, растворились в них. Нас мало осталось – детей Луны, которые в день и час, завещанный предками, вершат обряд встречи Чандры, Светлой, Лучезарной, – это одно из имен Луны, сохранившееся с древнейших времен, – встречи ее с Солнцем, которое наши предки почитали в образе мужчины и называли Арусой. Свет должен сиять в глазах и волосах избранных, оттого выбор всегда падает на таких, как ты и… твоя жена. Встреча Луны и Солнца мимолетна, встреча ночи и дня мгновенна: встреча богини и ее любовника должна закончиться разлукой, именно поэтому Чандра была возвращена во дворец магараджи, пребывая в уверенности, что видела сон, одурманенная хуккой, а ты… тебя отправили бродить со странствующими монахами, надеясь, что боги протянут нити ваших путей в разные стороны. Однако они сошлись в Ванарессе, а затем схлестнулись во дворце Такура. Вы неминуемо должны были узнать друг друга. Страсть, испытанная вами в святилище Луны, не могла пройти бесследно! И пусть ваши души поначалу сторонились друг друга – телесному влечению не было никакого труда преодолеть это: если рука не ранена, можно нести яд, не опасаясь отравы, но у вас были раны в сердце… где уберечься! Такова была воля богов!