Но зимний бал у герцогини — разве такое возможно?!
Разве туда приглашают таких, как я? Или даже таких, как Эрик, пусть даже его богатство ничем не уступает состоянию Вудворда.
И уж тем более разве туда приглашают таких, как мы, вместе?
Ведь мы не супруги и даже не помолвлены.
— Не понимаю, — пробормотала я. — Все равно не понимаю, как вы смогли его уговорить…
— А я не уговаривала, — Луиза хитро улыбнулась. — Это была его идея.
После такого заявления во мне кончились последние слова, потому что именно в этот момент я осознала, что она не шутит. Нас с Эриком действительно приглашают к де Мортенам на Зимний бал, и от того, что я сейчас скажу, зависит многое. Если не все.
Всевидящий, как же мне хотелось пойти!
Так отчаянно, так безумно, хоть раз закружиться в танце. Бал у Вудвордов казался мне сказкой, но этот праздник наверняка будет прекраснее любой сказки. Я слышала (от виконта, мужа леди Ребекки), что сильные маги устраивают целые представления с помощью своих знаний. Что в небо взлетают фейерверки, а во время танцев над парами распускаются яркие цветы или падают искрящиеся магические снежинки…
Как жаль, что я всего этого не увижу.
Но наверное, я могла бы это написать.
Наверное.
Если хватит вдохновения.
— Мне очень жаль, ваша светлость, — я глубоко вздохнула, чтобы протолкнуть засевший глубоко в горле ком. — Но мы с месье Орманом действительно в ссоре, так что вряд ли это будет уместно.
Мы уже обошли каток и вернулись к тому месту, на котором разошлись с мужчинами в разные в стороны. Теперь мне еще сильнее захотелось домой: отчаянно, невыносимо, оказаться как можно дальше от этого места, чтобы избавиться от странного саднящего чувства в груди.
Чувства, что мы с Эриком могли бы кружиться в огромной зале, когда его рука лежит на моей талии, а взгляд устремлен только на меня. Чувства, что сердце заходится от нежности, и нет в мире другого мужчины, на которого я смогу так смотреть.
А ведь и правда нет.
И не будет.
Осознание этого выбило из меня даже желание зареветь, как малышка, которой не купили леденец. Ревела она так горестно, что мне и вправду захотелось к ней присоединиться, даже несмотря на то, что я давно уже не ребенок.
Пока я справлялась с желанием купить ей леденец и хорошенько стукнуть себя по голове, чтобы избавиться от непрошенных мыслей про бал, отозвавшихся во мне такой бессмысленно-щемящей надеждой, Луиза огорошила меня очередным вопросом:
— Могу я узнать, почему?
Наверное, во мне не осталось сил удивляться. А может, ее светлость просто была единственной, кому я могла рассказать обо всем, что меня тревожит. На миг мелькнула мысль, какой стала бы наша жизнь с леди Ребеккой, если бы в нее не вошел виконт Фейбер, но я от нее отмахнулась. Если бы меня не увезли в Лигенбург, я бы никогда не встретила Эрика, и говорить было бы не о чем. Даже с самой любящей матерью.
— Ему не нужны мои чувства, — ответила я как можно более коротко.
— Он сам тебе об этом сказал? — Луиза направилась в сторону ледяной скульптуры, и я последовала за ней.
— Разве об этом нужно говорить?
— Но ведь подтверждение, что нужны, ты хочешь услышать?
На такое я даже не нашлась, что сказать. Отчасти потому, что ее светлость была права: я бы очень хотела услышать, что Эрик меня любит. Отчасти потому, что была уверена в том, что никогда этого не услышу.
— Я была чуть моложе тебя, когда совершила ошибку, разлучившую нас с Винсентом на долгие годы, — Луиза взглянула на меня. — Я не могла поступить иначе, Шарлотта, потому что когда я призналась ему в любви, он сказал, что я ему не нужна. Сказал, что наш будущий брак не имеет отношения к чувствам. Сейчас я понимаю, что в те годы он не мог сказать ничего другого, потому что для него это было… чересчур. Чувства в нашем обществе, особенно яркие — они всегда чересчур. Особенно для того, кто готовил себя к другому.
Пораженная такой шокирующей откровенностью, я бесцеремонно уставилась на нее, но Луизу это не смущало. Кажется, ее ничего не смущало.
Даже сорвавшийся с моих губ вопрос:
— И что вы сделали?
— Сбежала с собственной свадьбы.
«Разве можно быть неиспорченной и учудить такое?» — вспомнились слова тех дам в театральном буфете, которых я осадила. Вот теперь я точно не представляла, что сказать, поэтому брякнула первое, что пришло мне в голову:
— И стали актрисой?
— Актрисой я стала далеко не сразу, — Луиза улыбнулась. — Сначала мне пришлось побыть гувернанткой, но все это время я мечтала о большем. О чем-то, что позволит мне стать свободной, по-настоящему свободной от условностей нашего мира, от мужчин, от… чувства к Винсенту. Правда, любая свобода — это самообман, если делать ее целью. К счастью, я вовремя это поняла.
— Как вы это поняли? — я уже перестала считать неловкие вопросы, потому что весь этот разговор из них состоял.
Удивительно, но неловким он не был. Гораздо более неловкими были донельзя церемонные беседы с леди Ребеккой в присутствии виконта или все эти обремененные приличиями расшаркивания, которые мне прививали с детства, как эталон поведения.
— Когда поняла, что готова от нее отказаться даже несмотря на то, что мы с Винсентом совершенно разные. Когда мы встретились снова, он был еще более жестким. Гораздо более жестким, чем когда мы расстались с ним в прошлом.
— Он вас… обижал?
Слова сорвались с моих губ сами собой. Просто потому, что сил молчать больше осталось. Не осталось сил ходить вокруг да около, улыбаться и говорить возвышенными словами, избегая того, что не давало покоя.
— Обижал ли он меня? — Луиза почему-то улыбнулась и закусила губу. Глянула через мое плечо, и я на миг похолодела, потому что решила, что к нам подошли его светлость и Эрик, но нет. За моим плечом было много людей, но наших мужчин не было видно. — Еще как. Тогда он доводил меня до слез, временами казалось, что я его ненавижу за его несгибаемую жесткость, если не сказать черствость.
— И как же вы с этим справились?
Затаила дыхание, ожидая ответа, который был так для меня важен.
— Вместе, — взгляд ее светлости стал далеким, как если бы она разом шагнула из настоящего в прошлое. — Однажды случилось то, что могло раз и навсегда поставить точку в наших отношениях. И когда это случилось, я снова готова была сбежать, но в этот раз Винсент мне этого не позволил. Он пошел за мной, и, хотя признался он в этом не сразу, я поняла, что важна для него. И что если кто-то не любит нас так, как нам хочется, это не значит, что нас не любят.
— А как понять, что нас любят? — я сцепила пальцы за спиной и тут же их расцепила, чтобы не выглядеть напряженной. — Если об этом не говорят.