– Ты у нас прям как барышня дореволюционная! Те тоже уксус лакали, чтобы придать своим здоровым румяным лицам интересную бледность, – забурчала Бабушка. – До чахотки допивались…
– Люда, ты не права! – возопила Тетя Рая, моя руки и снимая фартук. – Она все правильно делает! Она у нас опять невеста на выданье, ей надо…
Тетя Тамара зарделась и стыдливо замахала на Тетю Раю руками:
– Что ты? Что ты? Бога побойся! Мне уже о душе думать пора!
– Нет! – категорически настаивала Тетя Рая, откупоривая бутылку вина. – Бабье лето – оно самое сладкое. О душе еще успеешь. Сына и дочь вырастила, теперь и для себя можно пожить. Ты у нас на свои годы не выглядишь, свободна, с руками, с головой… Так что точно – невеста на выданье!
К концу этого монолога бокалы были наполнены, и Бабушка стала накладывать в тарелки то, чем вино будут закусывать.
– Вот, – суетилась она, – квашеная лебеда – чистый белок, между прочим! Соли железа, углеводы, растительные жиры, аскорбинка, никотинка, кальций – все в одном флаконе, как говорится. Каперсы из одуванчиковых бутонов и маринованые стебли – черемши не надо! Голубцы с лопухом берите. Попозже крапивного супчика налью.
Мне наболтали в стакан воды варенье, все торжественно встали (меня Зинаида Степановна поставила на стульчик, чтобы я тоже дотянулась), и возбужденная Тетя Рая торжественно провозгласила:
– За нас, красивых, умных и изобретательных! Где наша не пропадала? Так и сейчас не пропадем!
И все активно захрустели суперполезной, супервитаминной, суперздоровой снедью. Я тоскливо и аккуратно, чтобы не заметила Бабушка, отгребла остролистую рукколу, вылавливая из-под нее кедровые орешки.
– Ты, Тамара, ко мне на днях можешь заехать? – с аппетитом уминая голубец в лопухе, спросила Тетя Рая. – Я с тобой поделюсь. Мне сын привез, у нас его пока достать просто невозможно! Суперсредство просто от всех болезней сразу!
За столом установилось напряженное внимание.
– Пальмовое масло! – заговорщически-таинственно выпалила Тетя Рая. – По столовой ложке натощак – и в восемьдесят лет девочкой скакать будешь! Я уже неделю пью. И знаете, ощущается! Такая легкость в теле появилась!
– Бабушка, – попробовала было «срулить» с этого «праздника здоровья» я. – Я уже наелась. Можно я пойду поиграю?
– Нет! – категорически отказала Бабушка. – Еще суп и жаркое!
И поднялась, чтобы налить мне в тарелку эту страшную зеленую бурду.
– Ой, девочки, – между тем горестно вздохнула Тетя Тамара. – Съездила я все же к Матронушке…
– Да-а‐а‐а??? И что?
И Бабушка, и Тетя Рая разом бросили свои занятия: Бабушка – наливать суп, а Тетя Рая – есть.
– Уже месяца три как съездила. Но… Верно, не слышит она меня, – печально свесила голову Тетя Тамара. – Он приехал домой, окончательно все вещи забрал. Сказал, прости, дорогая. Спасибо тебе за все! Большую жизнь мы с тобой прожили, но… я ее люблю.
И, оставив вилку, потянулась к сигаретам. Бабушка сочувственно подсунула ей пепельницу.
– Это что-то ты не так просишь! – авторитетно заявила Тетя Рая. – Не может такого быть, чтобы Матронушка, да не помогла! Ты небось клянчишь, чтобы сенбернар твой лысый к тебе вернулся?
– Да… – скорбно протянула Тетя Тамара. – Да…
И уронила слезу.
– Ну и дура! – рассердилась вдруг Тетя Рая. – Матронушка глупых просьб не исполняет. Ей сверху виднее, что тебе нужно! Об исправлении личной жизни молить надо, а не кобелей блудливых домой назад загонять! Она сама решит, как тебе в этом помочь.
– Ты и правда, Тамара, – поддержала Бабушка, наливая всем крапивного борща, – сходила бы еще раз, может, Рая и права? Постояла бы, припросила бы вообще всю твою жизнь наладить. Хотя… кто ее сейчас нам наладить сможет… Один Бог и ведает!
Бабушка поставила передо мной дымящуюся зеленую бурду.
– Зинаида Степановна, а что вы ничего не едите?
И тут только я обратила внимание, что тихо-тихо затаившаяся Зинаида Степановна тоже, как и я, сидит перед почти нетронутой тарелкой с щедро наваленными на нее разнообразными «дарами природы».
– Невкусно? – обеспокоилась Бабушка.
– Да нет, я сыта. Я уж к вам пришла пообедавши, – попробовала было деликатно отбояриться Зинаила Степановна.
– Руккола не пошла? – удивилась Тетя Рая. – Не может такого быть! Я вон три порции умяла, пальчики оближешь!
– Да вы не беспокойтесь, просто уже дома наелась, – слабо улыбаясь, продолжала вежливо защищаться от такого напора Зинаида Степановна. – У меня немножко гречечки было.
– Ну, тогда супчику вот. – И Бабушка поставила перед Зинаидой Степановной крапивное варево. – Он совсем как щавелевый. Попривычнее будет.
– Ой, Людмила Борисовна! – неожиданно выдохнула Зинаида Степановна. – Не взыщите! Я всей этой травы-лебеды в войну в оккупации так наелась… Матери-то нас, шестерых, чем кормить было? Немец ведь все дочиста отбирал… И хвою вместо чая заваривали, и кору варили… Все, что под забором растет, все в чугун шло. Я ведь до сих пор макароны с хлебом ем, так наголодалась тогда. Иной раз у тротуара на газоне подорожник увижу – вздрагиваю!
За столом установилась несколько напряженная тишина.
– Да, – первой нарушила ее Бабушка. – Конец двадцатого века, телефоны, телевизоры, холодильники… И не война вроде… и не оккупация – все свои кругом… А мы все лопухом да снытью желудки набиваем… Живем черт-те как…
Все еще немножко помолчали, и тут Бабушка внезапно взбодрилась:
– Ну, я вам «ножки Буша» положу, хорошо? Хотя б жаркого отведаете? Только там вместо картошки – корешок лопуха с морковкой! Ничего? Или вам не класть?
И подняла крышку. Со сковородки аппетитно пахнуло жареным мясом.
Тут я поняла, что это мой последний шанс. Если я его упущу, больше он мне точно не представится! Неожиданная и неведомая ей самой поддержка Зинаиды Степановны придала мне решимости.
– Бабуля, – заканючила я. – Можно я выйду из-за стола? Меня тошнит!
– Чего это? – забеспокоилась Бабушка. – Ну, выйди, конечно, выйди!
Я пулей вылетела в коридор, слыша, как Бабушка извиняется перед гостями:
– Что-то она у меня последний месяц совсем плохо ест. И скучная такая…
Буквально за секунду до того, как Бабушка вошла за мной в туалет, я успела запихать в рот чуть не весь кулак, поэтому ее взору предстало довольно бурное зрелище.
– О господи! О господи! – запричитала Бабушка. – Зинаида Степановна, принесите, пожалуйста, полотенце! Машенька, Машенька…
Где-то очень-очень глубоко в душе мне было очень-очень стыдно. Но страх и дальше вместо пюре с котлеткой жевать лопухи и одуванчики прочно перекрывал все позывы совести. В этот момент я была согласна даже на то, чтобы остаток моих дней меня кормили молочным супом, творожной запеканкой и даже манной кашей!