Контур человека: мир под столом - читать онлайн книгу. Автор: Мария Аверина cтр.№ 4

Бабушка взяла меня за руку, и мы пошли по песчаной тропинке к воротам. Они открылись и… закрылись за нами. И никто нас не задержал. И никто нас не догнал, чтобы меня забрать, сколь долго бы мы ни шли потом дорожками большого запущенного лесопарка. И даже когда выходили из него, я все еще боялась, что какая-нибудь досадная случайность заставит меня вернуться.

Но – нет. Хлопнула деревянная калитка, мы оказались на шумной автостраде, по которой совсем не спеша полз троллейбус.

– Бабушка, – спросила я. – А мы на троллейбусе поедем?

– Что??? Что??? Что ты сказала???

– Я спросила, мы на троллейбусе домой поедем? – удивилась я.

Но Бабушка почему-то не ответила, а схватила меня на руки и начала целовать.

Да. Забыла сказать самое главное.

С той самой ночи, когда она беседовала с Божьей Матерью, моя Бабушка больше никогда не курила…

Как я сломала время, или Вчера, сегодня, завтра

Это утро для меня стало каким-то особенно тоскливым. И все вроде было как всегда: хрипящий звонок будильника в Бабушкиной комнате, тягостное томление в душе́ от необходимости вставать затемно, Бабушкино бодрое «Подъем, подъем, подъем! В сад опоздаем!», озноб при вылезании из теплой постели, серая морось поздней осени за окном, теплая-теплая вода из крана, которую хотелось не закручивать, а, напротив, отпустить, плеснуть в ванну из моей заветной Белки-бутылочки любимой земляничной пенки, закутаться в нее, обнять Желтую Лодочку и… никуда-никуда не ходить.

Все было как всегда и… что-то не так. Что-то грозное, давящее, темное зависло в воздухе, и это «что-то» неумолимо и неминуемо надвигалось на меня.

Я так и не смогла потом привыкнуть к тому, что меня стали частенько оставлять на ночь в детском саду. Как и к тому, что никогда не предупреждали об этом с вечера… Как и к тому, что, собираясь с Бабушкой выходить из дому, я, как и в это первое тягостное утро, уже совершенно точно откуда-то знала, что вернусь к своим Слонику и Мишке совсем не скоро.

Не скажу вам, как я об этом догадывалась. Может быть, Бабушка была озабоченнее, чем всегда, чаще сердилась, тщательнее собирала мне в садик вещи… А может быть, и нет… Однако то, что она оставит меня ночевать в саду, – верите? – я всегда знала заранее, до того, как мне об этом объявят.

И тогда начинала сердиться я. Капризничала, потому что колготки вдруг срочно переставали натягиваться на ноги, упрямо перекручивались, напяливая пятку на пальцы и мерзко натирая складкой кожу икры. Раздражалась, потому что куда-то девалась расческа, а шнурки на ботинках не хотели завязываться, молния на куртке, как нарочно, застревала, зажевывая откуда-то выбившуюся нитку или край ткани.

После всех этих мытарств мы выходили из дому, и я опять же совершенно точно знала, как и в то самое первое злосчастное утро, что, когда мы начнем поворачивать за угол нашего дома, Бабушка неправдиво‐спокойным тоном скажет:

– Машуня… я сегодня за тобой прийти не успею. Я приду завтра к вечеру.

– Да, Бабушка, – так же ровно и неправдоподобно спокойно отвечала я. – Хорошо. Я очень буду ждать тебя завтра.

– Ты переночуешь в саду. Хорошая нянечка дежурит, я специально узнавала…

– Хорошо, Бабушка…

– Ну, ты же понимаешь, что с вечерниками я закончу только к двенадцати ночи! Зинаида Степановна, видишь, уехала… Света приболела… – почему-то серьезно сердясь, начинала оправдываться Бабушка.

И я, сдерживая изо всех сил закипающие слезы, как можно ровнее говорила:

– Конечно. Мы же договорились…

Ну, вы-то понимаете, что, о чем бы мы ни договорились, я очень боялась, как когда-то, остаться совсем одна? Я хорошо помнила те тяжелые ворота, за которые мы когда-то с ней вместе вышли. Помнила, как не верила, что эти ворота меня не задержат: мне до последней минуты казалось, что Бабушку они выпустят, а я останусь. Останусь, чтобы снова долгими однообразными днями бессмысленно сидеть в песочнице или на ковре в игровой и думать только об одном: когда за мной придет моя Бабушка?

Но в то первое страшное утро, загребая ботинками по мокрому асфальту, я была озабочена и еще одной, не менее серьезной проблемой. «Завтра». «Завтра» – это когда? Как и когда оно должно прийти, это самое «завтра»? Ведь там, за теми тяжелыми воротами, в том облупленно-розовом доме с колоннами, окруженном глухим однообразным парком, это самое «завтра» так томительно долго не наступало.

Как только Бабушкина спина исчезла за поворотом лестницы, ведущей из нашей группы к выходу на улицу, внутри меня словно что-то оборвалось. На ватных ногах, с непривычным шумом в ушах я вошла в столовую и уселась на свое место завтракать. И даже съела в рассеянности две или три ложки ненавидимой мной манной каши – чтобы ко мне не приставала воспитательница и, чего доброго, не начала меня ею кормить. Потом я не хотела ни с кем играть, а забилась на подоконник за штору и долго-долго смотрела сквозь мокрое стекло на облезшие, почерневшие, продрогшие от ноябрьской сырости деревья. И на прогулке сидела в уголке на веранде и даже не шалила, чтобы воспитательница своими надоедливыми наставлениями не мешала мне думать об этом самом «завтра».

«Я приду за тобой завтра…»

Что же это все-таки такое – «завтра»? Через сколько же оно наступает? Думала я об этом не переставая, даже не заметила, что на обед давали.

– Марьстепанна! А что такое «завтра»?

Воспитательница, которая в этот момент помогала Руслану расстегнуть молнию на вязаной кофте, обернулась:

– Завтра? Это следующий день. Это то, что еще не наступило, то, что будет.

– А следующий день – это когда?

Она немножко задумалась.

– Следующий день – это и есть завтра.

– А как понять, что день уже следующий?

Воспитательница бросила возиться с молнией Руслана и подошла ко мне.

– Ты сегодня спала? – спросила она меня, помогая переодеться в пижаму.

– Да.

– Значит, день до того, как ты легла спать, был вчера.

– Вчера?

В голове моей что-то застряло и запуталось.

Воспитательница, видимо, это поняла и, застегнув на мне пуговицы пижамной курточки, сказала:

– Ну, смотри: сейчас мы с тобой находимся в «сегодня». Я тебя сегодня ругала?

– Нет.

– А когда вы с Сережей бегали по группе и оборвали штору на окне – помнишь?

– Да.

– Вот это было вчера. И я тебя ругала. А сейчас у нас с тобой «сегодня», вы с Сережкой не бегали, штору не обрывали, и я тебя не ругала. Поняла?