Имея мало опыта в таких делах, Мехмед обратился за помощью к одному из старейших членов дивана – Сарудже-паше, который помог принцу привлечь на свою сторону всех, кто был недоволен политикой визиря. Получив опору среди знати, Мехмед начал открыто критиковать, а затем пытался оспаривать принимаемые Халилем решения. Впрочем, для визиря возмущение принца было подобно жужжанию мухи, от которого он отмахивался, не придавая никакого значения. Власть в стране принадлежала только ему, и он не собирался делиться ею с неопытным юнцом.
Раздраженный пренебрежением визиря, Мехмед часто закрывался в своей комнате, где часами изучал книги и карты. Его перо постоянно скрипело по бумаге, вырисовывая непонятные схемы и оставляя пометки на пожелтевших страницах древних манускриптов. Учителя в один голос хвалили своего воспитанника и дивились его уму и познаниям. Не забывал Мехмед и о занятиях с саблей. Омар-бей стал не только учителем, но и ближайшим другом наследника. С ним юноша всегда мог поделиться своими мыслями и переживаниями, а янычар в свою очередь внимал его словам, пытаясь утешить своего ученика рассказами о многочисленных боях и походах, в которых ему довелось побывать. Мехмед любил слушать такие истории и проникся глубоким уважением к этому статному, могучему и, как говорили, непобедимому воину.
Однако вскоре Халиль стал замечать в свите наследника людей, которые вызывали крайнее неудовольствие визиря. Одним из таких был некий персидский отшельник, который совсем недавно прибыл в Эдирне, чтобы распространять свое религиозное учение. Вместе со своими последователями он начал выступать на улицах города и быстро приобрел популярность среди горожан. На его проповеди стекались толпы людей, а вскоре о нем заговорили и во дворце. Услышав об этом, Мехмед велел привести отшельника к нему и после продолжительной беседы решил оставить подле себя. Отныне без совета таинственного миссионера принц не принимал ни одного решения, и это тревожило визиря.
В скором времени благодаря поддержке сторонников Мехмед значительно укрепил свои позиции и уже не скрывал притязаний на власть. Дело доходило и до упреков в адрес самого визиря, который принимал государственные решения без согласия и одобрения принца.
– Для управления страной нужны опыт и знания, – твердил Халиль. – Вам надо еще многому научиться, чтобы понимать все тонкости политики.
– Хватит теории! – восклицал Мехмед. – Опыт можно приобрести только в реальных делах! В конце концов, я занимаю свой трон по праву рождения, и никто не может указывать мне, как следует поступать!
– Султан оставил вас под моей опекой, – небрежно отвечал Халиль. – И за любые ваши действия ответственность буду нести я.
– Боишься, что из-за меня отец лишит тебя головы? – нахально произнес Мехмед.
– Отнюдь. Я куда больше боюсь за вашу жизнь и за благополучие своей страны. Оберегать их – моя прямая обязанность, а ваши действия могут нанести вред и тому, и другому.
Халилю нравилось дразнить вспыльчивого юнца, а потому он терпеливо продолжил:
– Власть словно необъезженный жеребец. Лишь опытный наездник сможет удержаться на нем, если же поводья окажутся в неумелых руках, то такого седока ждет печальная участь.
– Бывает, что и опытный ездок совершает ошибки, а затем оказывается втоптан в грязь, – выпалил юноша и быстрым шагом удалился из комнаты.
Визирь уже отдавал отчет, что усмирить непокорный нрав Мехмеда ему не удалось. Более того, наследник был настроен к нему враждебно, а это могло стоить карьеры в будущем.
«Во всем виноват этот персидский отшельник, – уверял себя Халиль. – Это он внушает принцу дурные мысли. От него надо избавиться и как можно скорее».
Вскоре судьба подсказала Халилю блестящее решение проблемы.
* * *
Великий визирь предпочитал встречаться с этим человеком без посторонних глаз. Однако во дворце многие и так знали этого таинственного посланника из Константинополя. Правая рука деспота Мореи, близкий к императору и всей его семье, Георгий Франдзис являлся весьма интересной личностью. К своим сорока с небольшим годам он уже успел проявить себя как искуснейший дипломат, которого всегда с уважением принимали во многих дворцах востока и запада. Выдержанный и скромный, он тем не менее всегда умел добиваться поставленных целей. Обладая многими талантами, Франдзис использовал их в интересах своего государства и всегда находил подход к нужным людям.
Так, однажды он пожаловал к султану Мураду, когда тот пребывал в чрезвычайно скверном настроении. Все придворные жались по углам, боясь попасть под горячую руку повелителя, и только Георгий решился на аудиенцию. В результате этот грек не только сумел выйти живым из покоев падишаха, что уже было большим успехом, но и заключил выгодный для Константинополя мирный договор, получив от правителя османов щедрые подарки.
Халиль и Георгий знали друг друга много лет. Их нельзя было назвать друзьями, как нельзя, например, называть друзьями командиров двух враждующих армий, но оба они испытывали друг к другу чувства глубокого взаимного уважения и симпатии. Самое главное – эти умудренные опытом политики умели ценить мир между своими народами и делали все, чтобы он продлился как можно дольше.
Халиль тепло поприветствовал императорского посланника. Яркие блики факела играли на лице греческого дипломата, и визирь в очередной раз отметил, что Франдзис обладает на удивление неброской и непримечательной внешностью. Не молодой, но и далеко не старый, не высокий и не низкий, приятной наружности, но далеко не красавец. Ни шрамов, ни оспенных рубцов, ни родимых пятен. Абсолютно обычный человек. Такие лица начисто истираются из памяти, их сложно запомнить, узнать, описать. Лишь особо цепкий взгляд мог обратить внимание на странного лазуритового цвета глаза, которые, казалось, глядели в самую душу.
– Давно тебя не было видно у нас в Эдирне, – заметил визирь. – Интересно узнать, с каким делом ты пожаловал на этот раз?
В ответ на приветствие Франдзис учтиво поклонился и извлек несколько запечатанных писем.
– Император велел передать тебе эти послания, – сказал он. – А также обсудить вопрос касательно принца Орхана.
Визирь принял документы из рук дипломата и спросил:
– Что такое с принцем? Насколько я помню, выплата за его содержание была произведена еще этой весной.
– Это верно, – сказал греческий посол. – Однако меня послали не за этим. Я должен сообщить тебе, что принц покинул Константинополь, и в данный момент мы не располагаем сведениями, где он.
От этой новости глаза Халиля вылезли на лоб, губы побледнели, а сердце готово было разорваться на куски.
– Вы позволили Орхану покинуть Константинополь?! – вскричал он. – Да как вы могли? У нас же была договоренность, что он не покинет пределы города!
Франдзис никак не отреагировал на эту вспышку гнева и ответил все тем же вкрадчивым голосом:
– У принца появились какие-то дела во Фракии. Однако он клятвенно заверил императора, что еще до конца осени вернется обратно в город.