– Я проведу вас к черному входу, – предложил кто-то.
Струи холодного морозного ветра врезались мне в лицо, когда открылась дверь. Я даже задохнулась от этого. Но голова тут же прояснилась, когда я стала глубоко вдыхать в себя этот ледяной воздух.
– Поставьте… ме-ня на… ноги! – не связно скомандовала я.
Том опустил меня, но тут же обхватил за талию. Справа тоже чувствовалось тепло, я повернула голову и встретилась со взглядом Коула, он тоже поддерживал меня за талию.
– На секс втроем я не соглашалась, – выпалила я и захихикала.
Он только осуждающе покачал головой.
– Кто-то говорил, что умеет пить, – вступился за меня Том.
– Да? И кто это был? – удивлялась я.
– Так. Все. Держи ее, – затараторил Том. – Стойте здесь, я поймаю такси и приду за вами.
Он скрылся за дверью клуба, и мы с Джонатаном остались наедине.
– Так хорошо… – слова с облачком пара повисли в тишине на заднем дворе известного лондонского клуба. Где-то залаяла собака, скрипнула дверь и послышались удаляющиеся шаги.
– Не знал, что тебе, чтобы было хорошо, нужно так напиться, – буркнул Натан.
Что это он имеет в виду? Что я пьяная? Да нифига. Я трезвая, как стеклышко. Я пью только мартини… в маленьких количествах… и никогда не пьянею. Сейчас я ему это докажу.
Встав прямо перед ним, ничего, что меня маленько покачивало, я подняла голову и посмотрела в его глаза. Пронзительность взгляд Коула лишил меня последних сил и разумных доводов не делать того, что приходило на ум. Поэтому, не найдя ни одного аргумента против, я приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы, обхватив за шею.
– Что ты делаешь? – держа меня за талию руками и, слегка отстранив от себя, спросил он.
– Целую тебя, болван, – ответила я. И посмотрела на него так, чтобы он понял, что я делаю и чего хочу.
– Завтра, когда ты будешь трезвая и все вспомнишь, тебе будет стыдно за то, что ты творишь сейчас.
– Пусть, – фыркнула я и снова накрыла его губы своими. Он стоял без движения какое-то время, не отвечая мне и старательно делая вид, что его это не интересует. Но в ту же секунду что-то рухнуло, отпустило его волю, и я почувствовала, что Коул перестал сопротивляться. Я чувствовала, как он нежно целовал по очереди то нижнюю, то верхнюю мои губы, заставляя отвечать так пылко, как только я могла, обнимать его так страстно, как только позволяли мои объятия.
Его рука скользнула в мои волосы, я чувствовала, как он сжал их в кулак, а потом положил ладонь мне на затылок. Пальцы второй руки впивались мне в спину, прижимая меня к себе еще ближе. Это казалось все каким-то наваждением, сном, в который я не могла поверить и, который я не хотела останавливать.
Наш поцелуй становился все более жадным, дыхание у обоих сбилось и пульс рвался. Его язык встретился с моим, и мы с еще большим неистовством набросились друг на друга. Нам хотелось раствориться друг в друге, отдаться полностью.
Джонатан лихорадочно гладил мою бедра, спину, плечи, волосы, заставляя чувствовать меня необходимой, желанной, заставляя проваливаться в бездну не любви, нет, желания. Такого сильного, которое я никогда раньше не испытывала.
Мне уже не хватало воздуха, и я пыталась ловить его короткими вдохами, но не отпускала Натана. Я тоже исследовала его широкую спину, тоже запускала руки в его необузданную шевелюру, обдирала ладони о щетину на щеках, пока…
Пока мы не услышали шорох позади нас, и это разрушило то, что на мгновение соединило нас. Джонатан вздохнул и сделал шаг назад, выпуская меня из объятий. Передо мной все плыло, как в тумане. Я не видела ни лиц, ни строений, ни того, кто помешал нам.
– Нат, не отпускай ее! Она же качается, как тростинка на ветру.
Кто-то подскочил ко мне и придержал за талию.
– Какая ты холодная. На держи.
Что-то легло мне на плечи, наверное, куртка или пальто. Я ничего не понимала.
– Пора ехать домой, – сказал холодно голос справа, так, что я поежилась и, вправду, ощущая холод. – Выходите первыми, потом я. Мне надо пропустить еще стаканчик.
Глава 13. Вспомнить все.
Память – это полоумная баба: собирает яркие тряпки, а хлеб выбрасывает.
Остин О'Малли
Сон. Мне опять снился сон. Из тех, что заставляют думать: а не шизофреничка ли я? Все крутилось, как на Чертовом колесе, люди, яркие вспышки фонарей, чьи-то руки. Я оказалась в чьих-то руках, обнимала мужчину, но не видела его лица. Мне было холодно, и я все ближе прижималась к нему, но чем теснее я прижималась, тем холоднее становились мои руки и все тело.
Внезапно я почувствовала удар по голове. Или это происходило во сне, понять было сложно. Через какое-то время, удары или просто стук повторились, но я все еще не могла понять, как все это связано вместе и со мной.
– Стася, открой.
«Джонатан? Что он делает у меня во сне? Что-что, тоже, что и обычно – снится!»
– Уже пять утра. Мне надо в душ, – сказал приглушенно он.
«А я причем? Иди в свой душ», – подумала я, пытаясь выкарабкаться из сна.
В голове шумело, словно гиппопотам топал у меня в черепушке. Веки стали такими тяжелыми, что открыть глаза можно было только приложив всю силу, которая меня покинула в этот ранний час. Но я все же открыла левый глаз.
Что это? Что-то белое и… и холодное. Что же это? Открыла правый глаз… Я обнимала что-то белое, гладкое и холодное.
– Стася, открой. Я опоздаю на съемки, – его требовательный голос никак не давал сосредоточиться.
Я попыталась что-то ответить, но горло саднило, и я продолжала молчать.
Что со мной случилось? Я огляделась и кажется поняла, кого я так страстно обнимала во сне. Вот он мой красавец мужчина – белый и холодный – все еще в захвате моих рук, которые я тут же отдернула. Фу! Докатилась!
Я вскочила на ноги, но меня замутило, и я задела этажерку, расположенную напротив унитаза, и еле удержала ее, предотвращая падение склянок.
– Что случилось? – заволновался Натан. – С тобой все в порядке?
– Сейчас, – пыталась его успокоить я, прочищая горло. – Что я здесь делаю в такую рань?
Подойдя к двери, я остановилась, чтобы выслушать ответ.
– Ты там спала.
Я посмотрела на коврик возле ванной. Хорошее местечко, ничего не скажешь.
– А почему я здесь спала? – пыталась добиться истины я.
– Открой дверь, и я все расскажу, – нетерпеливо попросил Натан.
Я посмотрелась в зеркало и пришла в ужас от своего шикарного вида: волосы всклочены, глаза красные, тушь размазана, пижама мятая, а на щеке полоски от коврика.