Вот только радостнее от этого почему-то не стало.
Глава 13
На следующее утро моя злость на Грейстока достигла своего предела. Той наивысшей отметки, когда руки сами тянутся теперь уже к дедушкиному наследию — ружью, до сегодняшнего дня мирно пылившемуся на стене в малой гостиной.
Раз уж бабушкина сорочка на него не произвела должного впечатления, то ружьё уж наверняка подействует. Одномоментно и радикально.
И я наконец-то смогу расслабиться.
Специально проснулась пораньше, пока этот мерзавец, посмевший осквернить память моих родителей, так радевших за нашу женитьбу, не укатил в город. Переодевшись в лёгкое домашнее платье, оставила окна открытыми и отправилась прямиком к нему в спальню. Но в розовом кошмаре Грейстока не оказалось.
Краем сознания отметив, что потолок и правда выглядит ужасно и эту часть дома уже давно пора было отреставрировать, спустилась вниз, застав его светлость завтракающим в столовой.
— Доброе утро, Лорейн, — как ни в чём не бывало проговорил он.
— А тебе всё то же, — хмуро отозвалась я. — Кошмарное то есть.
Грейсток демонстративно раскрыл газету, явно намереваясь отгородиться от меня ею.
— Ничего не хочешь объяснить? — спросила у него и коротко улыбнулась Нив, горничной, бесшумно отделившейся от стены и поспешившей ко мне, чтобы наполнить чашку чаем и положить в тарелку ещё тёплых рогаликов.
Моих любимых, с черничным вареньем, которым я всегда была рада в обычные дни и которые были совершенно неинтересны мне сейчас, когда единственное, о чём могла думать — это о словах недомужа.
Скажи спасибо своим родителям…
— Это ты о чём? — Перелистнув страницу, Грейсток потянулся за чашкой кофе. Сцапал тост, отправив добрый кусок себе в рот, и снова целиком и полностью сосредоточился на «Утренних хрониках».
— В чём ты обвиняешь моих родителей?
— А разве я в их в чём-то обвиняю?
— Прекрати это сейчас же.
— Что прекратить? Не есть тост?
— Отвечать вопросом на вопрос!
— Я спрашиваю, потому что не понимаю, что ты хочешь от меня услышать, Лорейн.
А ружьё ведь наверняка незаряженное… Да и почистить его сначала бы не помешало. Правда, у меня ещё пистолет имеется. Милейший образчик оружия, легко помещающийся в дамской сумочке. Если хорошо прицелиться, сработает не хуже дедушкиного раритета.
Я вдохнула, потом выдохнула и, отослав Нив из столовой, как можно спокойнее произнесла:
— Пару дней назад ко мне заявилась твоя мать. Сказала, что ты… бросил меня, получив выгодное предложение от секретных служб. А ты заявляешь, что во всём виноваты мои родители, но не утруждаешься объясниться. Не утруждался ни тогда, ни сейчас. Я уже не говорю об извинениях.
Кристофер отложил газету. Помолчал немного, а потом выдал:
— Я был молод и не готов к женитьбе. И чувствовал давление со стороны родителей.
— Вообще-то Делайла уже тогда меня едва выносила.
— Я не об её к тебе отношении. Моя мать привыкла жить в роскоши и ни в чём себе не отказывать. А отец на тот момент уже был не в состоянии удовлетворять все её прихоти. Женитьба на тебе могла поправить положение моей семьи.
Значит, леди Грейсток сказала правду…
Конечно, правду! А на что ты, Лорейн, надеялась? Что вдруг найдётся, спустя столько лет, какое-то другое объяснение? Чудесным образом выяснится, что его светлость белый и пушистый, а я зря все эти годы хранила на него обиду. Почти что его ненавидела.
Ну или не почти.
Но в реальной жизни так не бывает. Кристофер — мерзавец. Мерзавцем был, мерзавцем и остался.
От осознания этого меня даже замутило. Отодвинула тарелку и чашку отставила в сторону, едва не забрызгав белоснежную скатерть чаем, когда пальцы невольно дрогнули. Почему-то снова подумалось о пистолете, только теперь уже для личных целей.
Отогнав от себя самую идиотскую мысль, которая когда-либо приходила мне в голову, спросила:
— И тем не менее, Кристофер, при чём здесь мои родители?
И снова это молчание, от которого так и тянет запустить в него сахарницей.
— Они были неровней моей семье. Вот и всё, что я имел в виду.
Так, Лори, к хордам сахарницу. Возвращаемся к первому варианту — ружью.
— И осознал ты это только в день нашей свадьбы? А раньше об этом даже не догадывался, — не удержалась от сарказма. — И извиниться тоже не потрудился.
— Я отправил тебе письмо.
Которое я сожгла, не читая. В то время даже малейшее упоминание о Грейстоке больно ранило. И я проявила слабость. Испугалась правды — что никогда его не интересовала, и швырнула письмо в камин, даже не распечатав.
— И на этом успокоился.
— Посчитал, что так будет лучше. Если я навсегда исчезну из твоей жизни.
— И вот ты здесь. Недоисчез.
— По независящим от меня причинам, Лорейн, — скрипнул зубами Грейсток.
А я вдруг поняла, что мы об этом уже говорили. Ну прямо дежавю какое-то. Всё, довольно! Нужно сосредоточиться на разводе, а не на бесполезном копании в себе и в прошлом.
— Скажи своим людям, чтобы надели смокинги. Сегодня вечером я иду в театр.
Кристофер поднялся, бросив газету на стол.
— И мой долг, как мужа…
— Даже не произноси это слово.
— Мой долг, как мужа, — повторил с нажимом, — сопровождать тебя, Лори.
— И не называй меня Лори!
— Хорошего тебе дня, дорогая, — попрощался с улыбкой донжуана. Даже сунулся было, чтобы поцеловать мне руку, но заметив в этой самой руке нож, резко передумал.
— Убить тебя мало.
— Заеду за тобой в восемь. Надеюсь, в этот раз всё будет по-другому, и мне не придётся носиться за тобой по всему городу.
И ведь правда же одного раза мало. Разве что убить, воскресить и снова убить. И так до тех пор, пока не успокоюсь.
— Как ты мог? Ну как ты мог так со мной поступить? Это какая-то изощрённая месть, да? Но за что?! Ну что же ты всё молчишь?! Скажи хоть что-нибудь! Я ведь была тебе хорошей матерью, и вот какой монетой ты отплатил мне за мою заботу, любовь и внимание! — Приложив ко лбу тонкую изящную кисть, Делайла Грейсток закатила глаза и откинулась на спинку не менее изящной софы.
Всё, что окружало вдовствующую герцогиню Грейсток, свидетельствовало об её утончённом вкусе и неумении считать деньги. Взять хотя бы вон ту статуэтку балерины, венчавшую мраморную полку над камином. Кристофер до сих пор с содроганием вспоминал день, когда с ним связались из банка, чтобы уточнить, действительно ли он побывал на аукционе в Вестмунде и потратил два миллиона(!) сетов на старинную безделушку, в прошлом принадлежавшую какой-то там принцессе.