Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба - читать онлайн книгу. Автор: Семен Резник cтр.№ 60

Но это — для внутреннего употребления. Для города и мира требовались иные виновники поражений, найти их оказалось проще простого. Протопресвитер российской армии и флота отец Георгий Шавельский не без иронии писал:

«Если в постигших нас неудачах фронт обвинял Ставку и военного министра, Ставка — военного министра и фронт, военный министр валил все на великого князя, то все эти обвинители, бывшие одновременно и обвиняемыми, указывали еще одного виновного, в осуждении которого они проявляли завидное единодушие: таким „виноватым“ были евреи» ^[241].

«Завидное единодушие» трансформировалось в действия:

«В виду развившегося шпионажа со стороны евреев, немецких колонистов и разного рода пришельцев, главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта приказал…»: «Воспрещаю прибытие в крепостной район лиц иудейского вероисповедания, выселяемых по военным надобностям из Курляндской, Лифляндской и Ковенской губерний и вообще из района военных действий…» «На основании телеграммы Сувалкского губернатора предписываю немедленно выселять поголовно всех евреев, находящихся в Гмине…» «Главнокомандующий приказал приостановить массовое выселение евреев из пунктов не районов военных действий [значит, и из тыловых районов высылали]. Евреям, выселенным из таких пунктов, главнокомандующим разрешено возвратиться в место своего жительства под ответственность заложников, неправительственных раввинов и богатых влиятельных евреев». «Верховный главнокомандующий признает поголовное выселение евреев крайне затруднительным и вызывающим много нежелательных осложнений. Главнокомандующий допускает применение поголовного выселения только в исключительных случаях и считает необходимым взять заложников из неправительственных раввинов и богатых евреев с предупреждением, что в случае измены со стороны еврейского населения заложники будут повешены» ^[242].

Понятно, что при таком отношении командования, на местах не было недостатка в актах насилия и грабежа по отношению к беззащитному еврейскому населению. Вот свидетельство генерала М.Д. Бонч-Бруевича:

«Когда я подъехал к особнячку, около него, окруженные подвыпившими казаками, толпились испуганные евреи, вероятно хасиды, судя по бородатым лицам, люстриновым долгополым сюртукам и необычной формы “гамашами“ поверх белых нитяных чулок. Было их человек двадцать.

— Кто это, спросил я, подозвав к себе казачьего урядника.

— Так что, вашскородие, шпиёны!..

— Как же они шпионили? — все еще ничего не понимая, заинтересовался я.

— Так что, вашскородь, провода они резали. От телефону, сказал казак. На ногах он стоял очень нетвердо, потное лицо его лоснилось.

— А ты видел, как они резали? — уже сердито спросил я.

Как ни мало я был в Галиции, до меня дошли уже рассказы о бесчинствах казаков в еврейских местечках и городишках. Под предлогом борьбы с вездесущими якобы шпионами казаки занялись самым беззастенчивым мародерством и, чтобы хоть как-то оправдать его, пригоняли в ближайший штаб насмерть перепуганных евреев» ^[243].

Колоритно свидетельство академика Даниила Заболотного, известного бактериолога и эпидемиолога, о его встрече с командующим юго-западного фронта генералом А.А. Брусиловым. Ученый посетовал на то, что для задуманных экспериментов ему нужны обезьяны, но их трудно доставать, на что генерал «серьезно спросил: "А жиды не годятся? Тут у меня жиды есть, шпионы, я их все равно повешу, берите жидов"». «И не дожидаясь моего ответа, — продолжал ученый, — послал офицера узнать: сколько имеется шпионов, обреченных на виселицу. Я стал доказывать его превосходительству, что для моих опытов люди не годятся, но он, не понимая меня, говорил, вытаращив глаза: „Но ведь люди все-таки умнее обезьян, ведь если вы впрыснули человеку яд, он вам скажет, что чувствует, а обезьяна не скажет“. Вернулся офицер и доложил, что среди арестованных по подозрению в шпионаже нет евреев, только цыгане и румыны. „И цыган не хотите? Нет? Жаль“» ^[244].

Тысячи еврейских семей, с детьми и стариками, больными и беременными были изгнаны из своих домов и высланы во внутренние губернии, для чего даже пришлось отменить пресловутую черту оседлости. Появление огромного числа беженцев — бездомных и нищих — сказывалось на условиях жизни местного населения, и без того нелегких, что вело к уже и понятному ожесточению против непрошеных гостей. Не эти обстоятельства заставили власти прекратить массовые депортации, а полная дезорганизация транспорта. Фронт страдал от этого куда больше, чем от мнимого еврейского шпионства.

Умный и ироничный протопресвитер Георгий Шавельский ядовито описывает, как припеваючи жила Ставка в то самое время, когда армия истекала кровью. Великий князь Николай Николаевич непременно почивал после обеда. Он пекся о своем здоровье и никогда не разрешал шоферу вести автомобиль со скоростью больше 25 верст в час, дабы не приключилось какой неосторожности. И окружил он себя сворой лощеных адъютантов, от скуки гонявших голубей под его окнами. Под стать ему был другой Николай Николаевич — начальник генерального штаба Янушкевич. Единственное его достоинство, отмеченное протопресвитером, состояло в том, что он сознавал свою некомпетентность и в военно-стратегическую работу генерального штаба не вмешивался, переложив ее на подчиненного ему генерала Данилова. Собственный боевой пыл он тратил на создание дымовой завесы вокруг военных просчетов и неудач, а когда скрывать их стало невозможно, — на поиски виновных. Ими и были объявлены евреи.

Что касается ироничного протопресвитера, то он не видел резона осложнять свою сладкую жизнь в Ставке, открывая военные действия против двух Николаев Николаевичей. Да пропади они пропадом, эти евреи! Не хотят, чтобы их — всех чохом — обвиняли в трусости и шпионстве, так пусть не чистоплюйствуют и принимают крещение!

Но если казенный духовник армии и флота умыл руки, то отношение подлинных духовных лидеров России к гонениям на малый народ было иным. Передо мной литературный сборник «Щит», 1915 года издания ^[245]. Материалы в нем расположены в алфавитном порядке авторов — за исключением двух последних, добавленных, когда сборник уже печатался. Вот авторский коллектив, как он представлен в оглавлении: Л. Андреев, К. Арсеньев, М. Арцыбашев, К. Бальмонт, М. Бернацкий, акад. В. Бехтерев, В. Брюсов, С. Булгаков, И. Бунин, 3. Гиппиус, М. Горький, С. Гусев-Оренбургский, Л. Добронравов, Кн. Павел Долгоруков, Вяч. Иванов, А. Калмыкова, проф. М. М. Ковалевский, проф. Кокошкин, Ф. Крюков, проф. И. Бодуэн-де-Куртене, Е. Кускова, П. Малянтович, Вл. Соловьев, П. Соловьев, Ф. Сологуб, Тэффи, Тихобережский [псевдоним профессора Бехтерева, под которым он публиковал свои стихи], Гр. А.Н. Толстой, Гр. И.И. Толстой, Т. Щепкина-Куперник, А. Федоров, С. Елпатьевский, Вл. Короленко. Это цвет тогдашней русской культуры и литературы. Пафос всего сборника наиболее концентрировано выразил Максим Горький: