Мальчик, который пошел в Освенцим вслед за отцом - читать онлайн книгу. Автор: Джереми Дронфилд cтр.№ 71

Не так давно для образцовых работников в Освенциме ввели систему бонусных купонов. Получать их могли только неевреи в статусе квалифицированных специалистов ^[404]; на купоны в лагерном буфете предлагалось покупать предметы роскоши вроде табака или туалетной бумаги. Эта система, придуманная Гиммлером, была нацелена на повышение производительности труда, но на деле надзиратели часто использовали купоны как средство поощрения за некоторые услуги, а не за примерную работу ^[405].

Для многих главная привлекательность купонов заключалась в том, что ими можно было расплачиваться в лагерном борделе. Это нововведение также являлось инициативой Гиммлера в поддержку интенсивного труда. Бордель стоял за колючей проволокой рядом с лагерными кухнями и проходил под эвфемизмом «женский блок» ^[406]. Там работали арестантки из Биркенау – немки, польки, чешки, но ни в коем случае нееврейки, – вызвавшиеся «добровольно», когда им пообещали последующее освобождение. Для посещения борделя требовалось записаться в очередь, а записывали в нее только заключенных-арийцев с достаточным количеством набранных купонов. Перед визитом клиенту делали укол от венерических заболеваний, и эсэсовский офицер назначал ему женщину и комнату. Днем, когда бордель был закрыт, женщин нередко видели прогуливающимися за пределами лагеря, каждую в сопровождении блок фюрера.

Густав, официально числившийся арийцем, тоже получал купоны, но практически ими не пользовался. Начальник лагеря Шёттль, отличавшийся извращенными вкусами, получал особое удовольствие, выслушивая подробные рассказы узников об их свиданиях с женщинами; но, сколько он ни пытался убедить Густава пойти в бордель, тот всегда отказывался, оправдываясь своими преклонными годами (ему было всего пятьдесят один, но по лагерным меркам он считался глубоким стариком – практически никто не доживал там до таких лет).

Поскольку Густав еще и не курил, купоны ему были ни к чему, так что он передавал их Фрицу, а тот выменивал на черном рынке.

Фриц свел знакомство с надзирателями с кухонь и из «Канады», где хранились вещи, изъятые у заключенных; оба они были продажными до мозга костей, и оба обожали наведываться в бордель. В обмен на купоны Фриц получал хлеб и маргарин из кладовой, а из «Канады» – драгоценную теплую одежду: свитера, перчатки, шарфы и все остальное. Свою добычу он доставлял в барак и делился ею с отцом и друзьями.

Неприятно было думать, что он таким образом способствует эксплуатации женщин в борделе, но во враждебной лагерной среде за улучшение условий для одного человека всегда приходилось расплачиваться страданиями другого. Через некоторое время женщин заменили новой партией молоденьких полек. Первая партия, пережившая несколько месяцев унижений ради обещанной свободы, отправилась назад в Биркенау. Из лагеря их так и не выпустили ^[407].

* * *

Весной и в начале лета 1944-го обстановка в Освенциме заметно изменилась. Густав писал в своем дневнике, что в Моновиц постоянно прибывают новые заключенные, практически все – молодые евреи из Венгрии. Вид у них был убитый, опустошенный; судя по новостям, доходившим с востока, война принимала для нацистов крайне неудачный оборот.

В марте Германия оккупировала территорию Венгрии, своего бывшего союзника. Встревоженное постоянными поражениями нацистских войск на Восточном фронте и высокой вероятностью англо-американского вторжения в Северо-Западную Европу, венгерское правительство начало втайне делать шаги к примирению с союзническими силами. В глазах Германии это было вероломным предательством. Гитлер в ярости захватил страну и взял под контроль ее армию.

В Венгрии на тот момент проживало около 765 000 евреев ^[408]. Конечно, в стране случались вспышки антисемитизма, но до сих пор евреев там не преследовали. Теперь, в одно мгновение, их решено было ликвидировать.

Систематические гонения начались 16 апреля – в последний день еврейской Пасхи, праздника в честь божественного освобождения и исхода из плена ^[409]. Подразделения Айнзацгруппы при поддержке венгерской жандармерии начали сотнями тысяч сгонять евреев в импровизированные лагеря и гетто. Все делалось быстро, четко и жестоко; во главе операции стояли два опытных эсэсовских офицера: Адольф Эйхман, ранее отвечавший за депортацию евреев из Вены, и бывший комендант Освенцима Рудольф Хёсс.

Первые составы отправились из Венгрии в Освенцим в конце апреля – в них везли 3800 еврейских мужчин и женщин. По прибытии их сразу отправили в газовые камеры ^[410]. Но это была лишь первая тонкая струйка из будущего гигантского людского потока. Чтобы работать эффективнее, старый «еврейский подъезд» в Освенциме заменили на новую железнодорожную ветку, которая вела прямо в Биркенау, с разгрузочным перроном длиной почти полкилометра.

Позднее Густав познакомился с несколькими женщинами из Венгрии, которых доставили в Освенцим как раз по этой ветке, и они в подробностях ему описали, что там происходило.

Во вторник, 16 мая, лагерь Биркенау перешел на режим строгой изоляции. Всех заключенных под охраной заперли в бараках. Исключение составляли только члены зондеркоманды и, как ни странно, лагерный оркестр. Вскоре после этого по железнодорожной ветке с грохотом и дымом подкатился железнодорожный состав, въехал под кирпичную арку КПП и остановился у перрона. Двери распахнулись, и из каждого вагона высыпалось едва ли не по сотне людей. Старые и молодые, женщины, мужчины, дети. Казалось, никто из них понятия не имел, куда их привезли, и многие высаживались из поезда с легким сердцем, усталые и дезориентированные, но полные надежд ^[411]. Они не пугались, когда видели членов зондеркоманды в полосатых пижамах. Беззаботность обстановке придавала и музыка, исполняемая лагерным оркестром.

Дальше производился отсев. Всех, кто был старше пятидесяти, всех больных или слабых, детей и их матерей, беременных отправляли в одну сторону. Здоровых мужчин и женщин в возрасте от шестнадцати до пятидесяти лет – примерно четверть от всей массы – ставили в другую. До вечера лагерь успел принять еще два состава из Венгрии. Еще два отсева, тысячи человек, отправленных направо или налево. Те, кого признавали пригодными для работы, получали статус «транзитных евреев» и отправлялись в отделенную для них часть лагеря. Остальных загоняли в низенькие постройки между деревьями в конце железнодорожной ветки, из труб которых днем и ночью поднимался в небо едкий дым ^[412].