Мальчик, который пошел в Освенцим вслед за отцом - читать онлайн книгу. Автор: Джереми Дронфилд cтр.№ 60

Густав и его товарищи в привилегированном бараке пытались удержать Юппа Виндека от насилия и защитить остальных евреев. Им помогали заключенные-коммунисты, с которыми они заключили союз ^[366].

Баланс власти нарушился не в их пользу, когда в Моновиц прибыла партия из шестисот заключенных Маутхаузена, считавшегося самым суровым из нацистских лагерей. Все это были люди с зелеными треугольниками, многие – настоящие звери. Виндек быстро собрал их вокруг себя, поставив на должности надзирателей и старших по баракам. Новые арийцы и коммунисты сопротивлялись, но Виндек и его пособники оказались сильней. Любой заключенный, кто осмеливался им сопротивляться, подвергался побоям – иногда смертельным. Жизнь в Моновице стала вдвое тяжелей.

Однако затем варвары Виндека начали попадаться в собственные ловушки. Одни напивались и начинали буянить, другие крали лагерное имущество, третьи устраивали стычки с охранниками-эсэсовцами или гражданскими рабочими. За это их без разговоров отправляли в самое страшное место: угольные шахты Аушвица ^[367]. С течением времени банда Юппа Виндека поредела настолько, что полностью лишилась влияния.

В конце концов, он сам вырыл себе яму своей жадностью. Густль Херцог, работавший клерком в службе учета заключенных, нашел свидетельство, подтверждавшее, что Виндек присвоил драгоценное ожерелье и собирался отослать его жене. Эти сведения передали лагерному гестапо в Освенцим I. Виндека схватили и приговорили к двум неделям в карцере, после чего отправили в команду исполнения наказаний в Биркенау. Больше в Моновице он не появлялся ^[368].

Густав с друзьями снова встали у руля. В лагере установилась товарищеская атмосфера; заключенные неплохо питались, раз в неделю принимали душ и раз в месяц получали чистое белье. Им удалось добиться порядка, и бояться оставалось лишь обычных опасностей: СС, болезней, увечий на работе и периодических отсевов слабых и больных для газовой камеры. По сравнению с тем, через что они прошли, такая жизнь казалась практически цивилизованной, хотя цивилизация эта строилась в кровь разбитыми пальцами за забором из колючей проволоки.

Нацистская система представляла собой впечатляющий, но очень неустойчивый механизм. Построенный по наитию, он двигался вперед со всевозрастающей скоростью, стрелял мимо цели, спотыкался, поглощал свое живое горючее и выплевывал кости и пепел, испуская при этом тошнотворный дым. Человеческих индивидуумов в полосатых пижамах заталкивали в его топку не только в физическом, но и в моральном, психологическом смысле. За блокфюрерами и надзирателями, за колючей проволокой под током и сторожевыми башнями, за системой лагерей и эсэсовской иерархией стояла целая нация, правительство и общество людей, чьи самые низкие, животные побуждения – страх, злоба, жажда наживы или фантазии о неком былом величии – запускали эту систему.

Изоляция всех нежелательных элементов должна была стать чистым и простым решением грязных и сложных общественных проблем. Удаление человеческих токсинов – преступников, активистов левого крыла, евреев, гомосексуалистов – должно было вернуть стране былую славу. На самом деле это оказалось не лекарство, а яд, медленно, но верно отравляющий страну. Неэффективный труд истощенных рабов, стоимость содержания их охраны, ослабление науки и промышленности из-за устранения гениальных умов, которым не повезло с национальностью: все эти факторы сильно вредили национальной экономике. Став парией среди других государств, страна лишилась процветающей торговли. Германия пыталась решить эти проблемы дальнейшими войнами и завоеваниями, новыми партиями рабов, новыми убийствами тех, кого считала причиной всех зол; дробилка, сотрясаясь, продолжала работать, день и ночь, жевать и выплевывать, и постепенно уничтожать сама себя.

Фрицу Кляйнману такая беспомощность и безнадежность внутри запертого лабиринта казалась невыносимой. Отец его пока был в безопасности, что снимало часть груза с души. Однако несправедливость и жестокость системы могли свести с ума даже самого разумного, а самого богобоязненного заставить проклинать Бога. Они жили и, в большинстве своем, умирали без всякого смысла, за заборами и стенами, построенными такими же заключенными. Сам Фриц, своими натренированными руками, помог построить эту тюрьму посреди поля. Каждый кирпич и камень, который он выкладывал, был отформован или вырублен арестантами на кирпичных заводах и в каменных карьерах, где заправляло СС ^[369].

Их тесная связь с отцом и дружба с другими заключенными были скорее исключением, чем правилом. Солидарность и сотрудничество, необходимые для выживания, редко присущи людям в экстремальных обстоятельствах. От голода между арестантами вспыхивала вражда: они могли подраться из-за несправедливо поделенной похлебки и убить за кусок хлеба. Даже отцы и сыновья набрасывались друг на друга, до предела изголодавшись. Однако только солидарность и взаимопомощь позволяли заключенным выживать сколько-нибудь длительное время. У одиночек и индивидуалистов, или несчастных, оказавшихся в изоляции из-за незнания немецкого и идиш, не было шансов в условиях постоянного террора ^[370].

Требовалась большая сила воли, чтобы сохранять способность делиться и любить своего ближнего в мире, где царили ненависть и эгоизм. Выживание никому не гарантировалось. Фриц подмечал у себя и своих товарищей следы лишений и голода, казавшиеся знаками скорой смерти ^[371]: синяки, шрамы и переломанные кости, язвы и струпья, бледность и морщины, нетвердую походку и выпавшие зубы.

Раз в неделю заключенные принимали душ, но тоже в нечеловеческих условиях. Те, кому достался суровый старшина по бараку, должны были раздеваться у себя, а потом бежать голыми до душевого блока. Вымывшись, только первые вытирались сухими полотенцами; их надо было передавать дальше, поэтому тот, кто задержался, получал сырую тряпку и шел обратно в барак мокрым, даже в зимние морозы. Людей косила пневмония, часто заканчивавшаяся гибелью. В лагере имелся госпиталь для заключенных, но, хотя там работало достаточно персонала из числа арестантов ^[372], лечение эсэсовские доктора обеспечивали лишь базовое, а сам госпиталь был страшным местом, вечно полным тифозных пациентов. Никто не обращался туда без крайней нужды; пациентов регулярно отсеивали и тех, кто не обещал скоро поправиться, отправляли в газовые камеры или делали им смертельные уколы.