Опережая некролог - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ширвиндт cтр.№ 35

Страница

Виктория Токарева. Цитата из книги: Моцардо В. Александр Ширвиндт. Фотолетопись. Самара: издательский дом «Агни», 2010. С. 257.

Обычно все-таки писатели как личности никакого отношения к своему творчеству не имеют. Токарева написала «День без вранья» и при этом вспомнила о моей маме и тоже не наврала, что вообще для писателей и творческих работников исключение. Как правило, если человек не врет в творчестве, он круглые сутки врет в жизни. И наоборот. А здесь совпало. Мама действительно вязала всем этакие кольчужки. Единственное, что Токарева наврала, что она со мной не знакома. Если она со мной не знакома, то с кем она знакома? При случае спрошу. Если познакомлюсь.

Ю.М. Каган, «И.В. Цветаев. Жизнь. Деятельность. Личность»

Дорогим Шурику и Наташе Ширвиндтам на добрую память о моем с Мариной отце, проф. Иване

Владимировиче Цветаеве, основателе Музея изящных, ныне изобразительных, искусств на Волхонке.

«Моя Сибирь»

Дорогим Шурику и Наташе Ширвиндтам – с любовью мои три повести из разных лет моей жизни.

Анастасия была удивительной дамой. Она дружила с моей мамой. Приходила сухонькая, маленькая, в платочке. Снимала его, под ним был второй. Снимала второй, там был третий. Когда все 42 платочка были сняты и она оголялась, то садилась около матери и они ворковали. Она всегда приезжала к нам на трамвае. Жила она около трех вокзалов и какими-то сложными путями добиралась до нас. Так как последний раз на трамвае я ездил 85 лет назад, то точно этого маршрута не знаю. Я встречал ее в дверях. А назад вез ее уже я, но не на трамвае, а на каком-то автомобиле – не помню, какая жуть в тот период была у меня. Когда она выходила из подъезда со мной и подходила к этой жути, будь то «Победа» или «Волга» – грязная, страшная, она прежде всего это транспортное средство крестила. То ли она прощалась с собой, со мной и с транспортным средством, то ли хотела как-то облагородить его. И я вез ее по тем же трамвайным путям обратно к трем вокзалам.

Когда Анастасия долго не видела мать, а мать по-прежнему не видела Анастасию, они переписывались.*

Она была очень благостная. Цельность и благостность вроде бы несовместные вещи. С одной стороны, в ней всегда было непротивленчество, а с другой стороны – необыкновенный внутренний волевой и смысловой штырь. Недаром она так долго прожила и так была непохожа на свою сестру.

«Созерцание стеклянного шарика»

Беллочка, кажется, единственная из моих друзей, даря свои произведения – великую поэзию, в отличие от писанины графоманов-режиссеров и артистов, – сопровождала литературу вещественными доказательствами любви. Расшифровываю ее послание: «стеклянный шарик» – это был почти ювелирный кулон в виде земного шара, а халат – настоящий узбекский стеганый кустарный, который я сейчас донашиваю.

Недавно в Тарусе я был потрясен стоящим на высоком берегу Оки изумительным памятником Белле Ахатовне, созданным Борей Мессерером. Борис Асафович сейчас – один из немногих моих ближайших друзей. И тем обиднее, что мы не общаемся. Он рассержен. Чем, я не знаю и гадаю, а спрашивать бессмысленно. Кто-то мне сказал, что Боря, необыкновенно щепетильно относящийся ко всему, касающемуся Беллочки, обиделся на меня, поскольку в одном юбилейном обозрении Театра сатиры Леша Колган пародировал Беллу. Может быть, действительно с некоторым пикантным перебором. Если так, я еще раз прошу меня извинить и надеюсь успеть помириться.

«Жили-были, ели-пили… Семейные истории»

Любимым Ширвиндтам от молодого писателя! Будьте!

«Взрослые игры Екатерины Рождественской»

Дорогим Ширвиндтам, участникам взрослых игр, с нечеловеческой нежностью и местами любовью!

В поселке НИЛ (Наука. Искусство. Литература) была крокетная площадка. Долго держались, хотя говорили, что такой игры нет, это каменный век. Потом там повесили баскетбольный щит. Я когда-то – сейчас это смешно звучит – играл в баскетбол. И до сих пор его люблю. Для меня сперли из одного зала, не буду его называть, настоящее баскетбольное кольцо. Подарили мне и повесили его, но на 35 сантиметров выше, чем надо. Даже мой друг, баскетболист Лешка Саврасенко, не может до него допрыгнуть.

В начале 1950-х мы с Робертом Рождественским играли в баскетбол в спортивном зале «Спартака» на улице Воровского, ныне Поварской. У меня был 2-й юношеский разряд. Но Робик играл лучше. Позже на стадионе «Метрострой», рядом с нынешним Домом правительства, мы играли в волейбол. В волейбол я играл еще хуже, чем в баскетбол, а Робик отлично. Он был капитаном волейбольной команды Литинститута.

Страница