Зимняя и летняя форма надежды - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Димке cтр.№ 14

Я мечтала проколоть уши уже год, но родственники были непреклонны. Дедушка и бабушка считали, что я для этого слишком мала. Что касается тетушки, то она была не только химиком-ядерщиком, но и матерью-одиночкой и воспринимала всех моих друзей мужского пола с настороженностью. Когда она видела радом со мной мальчика, на лбу у нее мгновенно появлялась морщинка. Видимо, перед ее внутренним взором представала следующая картина: этот же мальчик, только на десять лет старше, хлопает дверью, оставляя меня с клинической депрессией и орущим младенцем на руках. Она считала, что для семи лет я слишком легкомысленна и слишком много общаюсь с представителями противоположного пола. Сережки, по ее твердому убеждению, могли только усугубить ситуацию.

— Прямо сейчас? — сглатывая последние слезы, спросила я.

— Да, — сказала бабушка, — пойдем на кухню.

Мелкий, который, с одной стороны, панически боялся любых уколов, а с другой, был раздираем любопытством, помедлив, все-таки пошел с нами. Дедушка, вернувшись домой вечером, только вздохнул, на что бабушка виновато заметила:

— Ну, она же все время бегает как мальчишка, а сережки — это... это так женственно!

Спустя десять лет Мелкий решил проколоть ухо. Единственное, что его останавливало, помимо неизменной неприязни к уколам, была возможная реакция бабушки с дедушкой. Мелкий не любил дискуссии. Он хотел просто проколоть ухо, и желательно так, чтобы этого маленького изменения никто не заметил. Однако именно это представлялось маловероятным. Как-то вечером, видимо, окончательно решившись, он сказал мне:

— Пойдем со мной, будешь оказывать моральную поддержку.

— Моральная поддержка будет состоять в том, что я после знаменательного события должна буду купить тебе пива? — уточнила я. — Если да, то просто возьми денег.

Мне не хотелось никуда идти, был конец мая, и я планировала провести вечер, ритуально перечитывая «Вино из одуванчиков».

— Нет, — возмутился Мелкий, — зову тебя исключительно для компании.

— Ладно, — без особой охоты согласилась я.

По дороге Мелкий был нехарактерно молчалив. В тот момент, когда я собралась поинтересоваться, в чем причина этого загадочного молчания, он наконец заговорил:

— Я считаю, что, раз уж ты пошла со мной, тебе тоже нужно что-нибудь проколоть.

— Что, например? — поинтересовалась я.

— Нос, — мгновенно предложил Мелкий.

Я отнеслась к этому предложению без энтузиазма, поинтересовавшись у Мелкого, не считает ли он, что мой нос и без того самая выдающаяся часть меня и как таковая совершенно не нуждается в дополнительных средствах для привлечения внимания.

Как-то, рассматривая мои детские фотографии, подруга Танечка заметила, что я — единственный знакомый ей младенец, нос которого сразу имел такой внушительный размер. Поэтому, в отличие от тех людей, нос которых обрел предначертанную ему форму значительно позже, у меня было время свыкнуться со своим, и, в общем и целом, я не испытывала к нему плохих чувств.

— Вот именно, — с энтузиазмом продолжил Мелкий, — ты можешь совершенно не бояться, что что-то привлечет к твоему носу дополнительное внимание!

Дурацкие идеи Мелкого всегда обладали какой-то совершенно магической властью надо мной. В тот момент, когда я собиралась рассмеяться и сказать что-то саркастическое, было уже поздно — мысль запала в мою голову и уже дала буйные побеги. Мы пришли, Мелкий сообщил какому-то суровому мужчине: «Эта девушка хочет проколоть себе нос. А я — ухо», и я послушно села в кресло.

Когда мы вернулись домой, дедушка с бабушкой готовили ужин. Увидев меня, дедушка на мгновенье оторвался от медитативного процесса чистки картошки, обернулся к бабушке и сказал: «Ну что, Нина, ты же всегда хотела, чтобы она выглядела женственно». После чего вернулся к своему занятию. Бабушка не сказала ничего. Сережку Мелкого никто не заметил.

В общем и целом жизнь была прекрасна. В ней были Мелкий, бабушка и дедушка, зима и лето, книги и друзья, мороженое и лес, деревья и карандаши, разноцветные стеклышки и кузнечики. И еще много другого, тоже прекрасного, удивительного и чудесного. Однако наряду с этим в жизни были вещи, которые нужно было претерпевать. Эти вещи невозможно было изменить, и их нельзя было избегнуть. В детском саду нужно было претерпевать карательную кулинарию — гороховую кашу на завтрак, морковные котлеты на обед, молоко с пенками на полдник (их нужно было обязательно съесть и выпить, иначе тебя могли оставить наедине с ними на долгие часы, до тех пор пока эти субстанции не превращались во что-то поистине ужасное) и сончас, когда нужно было самому поставить раскладушку, застелить ее, а потом молча лежать с закрытыми глазами и не шевелиться. Я немного надеялась на то, что в школе претерпевать придется меньше, но вскоре стало ясно, что это не совсем так, а спустя еще какое-то время — что совсем не так. Особенно тяжело мне давалось претерпевание двух вещей: уроков творчества и Филипка. Это случилось, когда они наложились друг на друга.

Уроки творчества со мной претерпевала вся семья. Они были раз в неделю, и на них мы все время изготавливали какие-то поделки. Подавляющее большинство этих поделок, по замыслу нашей учительницы, должны были стать подарком нашим мамам и прочим родственникам женского пола на различные праздники. Изредка мы, опять же по мнению нашей учительницы, должны были дарить что-то папам, а также дедушкам и братьям. Я недоумевала, зачем нашим родственникам столько подарков, которые не представляют никакой ценности, в первую очередь эстетической, но никогда не высказывала своего мнения вслух, поскольку довольно быстро поняла, что такого рода соображениями с учительницей лучше не делиться.

Я плохо владела ножницами, иголкой, кисточкой и прибором для выжигания. С неприязнью относилась к пластилину, который, помимо отвратительных цветов, еще и прилипал ко всему, кроме того, к чему должен был, краскам, представлявшим собой сухие потрескавшиеся брусочки и пачкавшим бумагу грязными разводами, и клею, который никогда не удавалось аккуратно размазать и он оставлял повсюду отвратительные желтые пятна. Но проблема была даже не в этом. Проблема была в том, что время от времени учительница просила нас принести совершенно невероятные вещи: бутылку из-под белизны — из нее мы должны были изготовить вазочку для конфет; кусочек драпа, для того чтобы сшить какую-то кошечку, нитки мулине (плетение закладок), шишки (композиция-икебана) и многое другое. Большей части этих предметов в нашем доме не было. Бабушка с дедушкой должны были их где-то раздобыть. Они очень старались, но у них не всегда получалось. В конце концов, они были работающими людьми, возвращались домой поздно, и я не обижалась, когда они забывали о том, что обещали принести. Чего нельзя было сказать о моей учительнице.

Я выходила из ситуации по-разному и с переменным успехом. Однажды мы с подругой Аней, родители которой тоже не успели отыскать кусочки ткани, решили немного укоротить шторы, висевшие у Ани дома. Шторы были очень длинные, мы подумали, что никто не заметит. К нашему большому удивлению, мама Ани заметила это практически сразу и расстроилась намного сильнее, чем мы могли предполагать.